Арбалетчики в Карфагене

— То есть им нужно организовать побег и найм к гарамантам? — уточнил Бостар.

— Только не ты сам. Есть у тебя кто-нибудь надёжный, но неприметный?

— Подыщу. Ради такого дела — подыщу. А с ливийцами как?

— Речь пока шла только об иностранных наёмниках, а ливийцы — местные. Уж твою-то хилиархию теперь точно никто не распустит. Постараемся и остальные отстоять. Ну, придётся, конечно, пойти на некоторые небольшие пертурбации…

— Поскорее бы уладить! А то у меня примерно четверть хилиархии подумывает в Нумидию податься, — пожаловался наш будущий «новый Ганнибал». — Понимают ведь тоже, что у Масиниссы ветеранам-соплеменникам будут рады и крестьянствовать им там не придётся. Прямо в открытую уже многие просят меня отпустить их, и мне всё труднее находить повод для отказа. Самое обидное, что полсотни таких — из бывшей моей спейры. Они родом с тех земель, что отошли Масиниссе по мирному договору.

— Тогда как ты их удержишь? — поинтересовался Арунтий.

— Ну, срок их службы по договору найма ещё не истёк, так что пока имею право. Потом — не знаю. Кого-то я, наверное, соблазню наградами и продвижением по службе, а кого-то опутаю долгами, с кем-то ещё что-нибудь придумаю…

— А смысл? — хмыкнул я. — Я бы отпустил. Если бы был на твоём месте, конечно.

— То есть как это — отпустил бы? К будущему врагу?

— Тех, кто и так к нему стремится. Разве лучше будет, если они перебегут к нему прямо в бою? Будь доволен, что они предупреждают тебя честно, а не замышляют тайком удара в спину.

— Так потому-то и жалко таких терять!

— Брось, Бостар. Лучше иметь честного и порядочного врага перед собой, чем предателя в собственном строю. Твой выбор именно таков. Ну сам посуди, кто же будет охотно сражаться против соплеменников? Ты бы стал воевать на стороне нумидийцев против Карфагена?

— Ну ты и сравнил, Максим!

— А для них то, чего ты от них хочешь, — то же самое. Ты поставишь их в строй и будешь на них рассчитывать в бою, а у них у всех свои собственные предпочтения и свои собственные расчёты. Может быть, тебе повезёт и в первом же бою они ещё не перебегут. Но за первым боем будет второй, а за ним — третий. До каких пор тебе будет везти?

— А если даже и будут сражаться, то как? На совесть или только для видимости? Лучше уж тогда и в самом деле отпустить их и заменить другими, понадёжнее, — добавил наш наниматель.

— Ну, может быть, вы и правы… Но ведь они помогут Масиниссе организовать правильное войско! Разумно ли усиливать Нумидию?

— Да что там организует простой солдат! Ты же не слаженный отряд отпускаешь вроде этих пятисот италийцев, а отдельных одиночек или небольшие компании земляков. У Сифакса вон были аж два настоящих римских центуриона, и сильно они ему помогли? Видимость усиления — да, создадут. Ну так и пускай! Сделаем вид, что приняли за чистую монету и испугались, да закатим истерику перед римлянами, они это любят. Приглядятся сами, увидят то же, что и мы, призадумаются. А легионов лишних у них нет, они им все на Востоке нужны и в Испании, и запретить Масиниссе наращивать силы у них нет никакого законного повода. Им понадобится для него противовес, и кто этим противовесом будет? Ну-ка, взгляни вон в то зеркало!

— Шутки у тебя, почтеннейший… Ну какой тут из меня, к воронам, противовес самому Масиниссе?

— А другого у них не будет, и придётся им лепить подходящий из тебя. А чтобы получился подходящий — придётся допустить и некоторое усиление Карфагена. То, о чём Ганнибал просил Сципиона, чтобы тот похлопотал в сенате. Максим вот считает, что как раз это его и сгубило.

— А меня, значит, не сгубит?

— Ганнибал — это Ганнибал, а ты — это ты. После примирения с отцом ты теперь в антибаркидской группировке.

— Ну, так уж прямо и в антибаркидской?

— Считаешься — по отцу. И надо, чтобы ты в ней и дальше считался, уже и сам по себе. Не обязательно ярым и оголтелым, да и не поверит этому никто, а умеренным, вроде твоего отца. И вот если ты — именно такой — попросишь увеличить и улучшить армию, то к твоей просьбе — прислушаются. Это Ганнибалу нельзя было ни под каким видом, а тебе — можно.

— Короче — ты бы и рад не воевать и армию не наращивать, да вот Масинисса очень уж опасен и покоя не даёт — нельзя перед ним слабым оставаться, — разжевал я ему.

— Да понял я, понял, — отозвался Бостар. — Может быть, вы и правы…

В общем, хорошо мы посидели, конструктивно. После ухода будущей молодой ганнибаловой смены я уже и сам хотел откланяться, но тесть задержал меня. И пожалуй, правильно сделал — не стоило ревностному карфагенскому патриоту Бостару слушать наш дальнейший разговор. Ну зачем зря шокировать человека, плюя ему в душу? Он, конечно, тоже циник ещё тот, как и любой мало-мальски бывалый вояка, но не до такой всё-таки степени, как мы!

— Как мы будем помогать Нумидии? — поинтересовался Арунтий, едва только доверенный раб доложил ему об уходе гостя.

— Финансово — никак, — схохмил я. — Ни к чему дикарей баловать, пускай лучше сами учатся зарабатывать себе на жизнь.

— Это понятно. Я имею в виду — в военном смысле.