Арбалетчики в Карфагене

— Да, всё хрен исполнишь… Популярность уже не та, могут и не выбрать…

— Вот именно. И тогда — обратно месить глину всю оставшуюся жизнь и терпеть насмешки каждого второго из соседей и ежедневное пиление жены. Весёлая перспектива?

— Жопа! Полная жопа!

— Вот и будет он вторые полгода думать об этой самой жопе. А теперь представь себе, что как раз в момент этих невесёлых размышлений к нему подкатывается толстосум и намекает, что можно ведь и солидную работёнку по истечении срока своих полномочий получить, только эту награду заслужить надо. Где-то что-то там поддержать, где-то что-то отвергнуть, а где-то на что-то и глаза закрыть. В общем — помочь сейчас тем, кто поможет ему потом. Один из трёх, может, и окажется принципиальным и пошлёт подкатывающихся на хрен, а вот два других, скорее всего, согласятся. Так что в смысле коррупции — может, и уменьшится, но вот намного ли?

— А хрен её знает…

С политики мы, как водится, переключились на светские сплетни. Тут, конечно, уже в основном бабы судачили — выпив, покурив… Мы-то свои ивовые листья курили с крапивой, к которым привыкли уже, и мы с Васкесом лишь периодически обменивались тоскливыми взглядами, вспоминая о транзите настоящего американского табака, а вот для баб что этот настоящий табак — чёрный, сигарного типа, не наш вываренный — что ивовые листья, один хрен слишком крепко. Они же в прежней-то жизни что покуривали? Лёгкое что-то, слабенькое, одно название только, что табак. Естественно, с фильтром, да и то не всякие — какие-то для них были слишком крепкими даже и из таких, так что ни о каком серьёзном куреве для них и речи быть не могло. Какие там сигары с сигариллами, какие там сигареты без фильтра, не говоря уже о папиросах! Это мы могли сухие листья курить для ощущения крепости с крапивой для реального никотина, а для них это и непосильно, и невместно. Вот если бы все вокруг их курили, тогда это было бы уже другое дело, а раз только отдельные чудаки вроде нас, то им — невместно. И покуривают они поэтому то же, что и аборигены, то бишь коноплю. Спасибо хоть — не опиум…

Серёга с Юлькой ничего поделать не может и отрывается на «травке» сам, раз уж на вино приналечь не дают. Володя пробует урезонить Наташку, но Юлька сразу же вмешивается в это дело, отстаивая женское право «поотжигать». И сразу же переходит к примерам из «высшего света», о котором обе наслышаны уже от соседок. А уж элита-то карфагенская «отжигает» так, как нам и не снилось. И, как и в нашем современном мире, образ жизни элиты служит излюбленным предметом для обсуждений среди «народных масс». Неважно, что нет газет, журналов, ящика и интернета. Где-то кто-то что-то совсем мельком увидел или услыхал, где-то о чём-то домашний раб проболтался, где-то кто-то из участников «отжига» прихвастнул, — и слухи ползут по городу, обрастая от рассказчика к рассказчику всё новыми и новыми подробностями. И услыхавшая на рынке новость уже из десятых рук соседка с верхнего этажа, конечно же, знает всё «совершенно точно». И немалая доля правды, конечно, в этих светских сплетнях таки имеется. И опиум «золотая молодёжь» покуривает, не одну только коноплю, и оргии на вечеринках в элитных домах устраиваются — и не только с рабынями и нанятыми шлюхами-профессионалками, а и со вполне «добропорядочными» девицами и женщинами. А чему удивляться, если в летний праздник Астарты толпы означенных «добропорядочных» под предлогом «священного обычая», на самом деле давно уже не обязательного, стекаются «оторваться» в её храм?

Откровенно говоря, нам тех рыночных слухов про такие дела на хрен не нужно. Обезьяньи инстинкты и у элиты зашкаливают, так что многие олигархические семейства в Мегаре живут напоказ, а архитектура же в ней преобладает греческого типа, с открытыми портиками, лишь матерчатыми ширмочками занавешенными. Это только бабы наши туда не вхожи, а мы-то ведь всё это «олигархическое моральное разложение» охраняем, и когда заступаешь вечером в караул и идёшь тащить свою смену — кое-что видно и собственными глазами. Иногда и достаточно многое, если «мероприятие» происходит как раз в том доме, который тебе довелось «бдительно охранять и стойко оборонять». А чего не увидишь сам, если оно не в твою смену происходило, так видавший больше тебя сослуживец поделится увиденным «под строжайшим секретом», когда сменится, так что «а через год в соседней губернии рассказывают, что сидит Пушкин на дереве и всех на хрен посылает» — это про баб, а ни разу не про нас. Если и не от самого очевидца новости соответствующие узнаём, то максимум через одного только посредника, а поскольку хорошо знаем и их обоих, то и вычисляем степень их отсебятины без особого труда. Просто меж собой — это меж собой, где все свои, а с кем попало посторонним лясы точить да слухи распускать — это не к нам.

Нам ведь не за это жалованье платится, щедрое даже по карфагенским меркам…