Арбалетчики в Карфагене

— Тогда я найду ему и другую работу по его способностям, — управляющий явно разгадал суть моей незамысловатой хитрости, и не стоило раздражать его упорствованием в неудачной нагрёбке. Некоторые «высокопоставленные» деятели прямо ужасно не любят попыток нагрёбать их — доводилось мне сталкиваться с такими по работе в прежнем мире. Ищут такую попытку во всём, чего не поймут с ходу, и если уличат тебя в такой попытке, реальной или даже только кажущейся им — пиши пропало…

— И тогда бунтовщик отделается слишком легко?

— Но вдали отсюда, уважаемый. Передо мной он пока ни в чём не виноват, и я не стану, конечно, гнобить его безо всякой вины. Но кто из остальных твоих рабов узнает об этом? Для них ты продашь его на рудник, и никто из них больше его не увидит. Так какая тогда тебе разница, уважаемый?

— Ты хитёр, чужеземец! Ты хочешь забрать у меня хорошего ткача за эти жалкие двести драхм. Его настоящая цена дороже, гораздо дороже.

— Я предлагаю тебе за него столько, уважаемый, сколько дадут и другие. Но они не здесь и дадут позже, а я здесь и предлагаю тебе деньги прямо сейчас. Ты произведёшь наказание нерадивого раба быстрее, и прочие твои рабы увидят, как ты скор на расправу и как опасно гневить тебя. Разве не этого ты хочешь?

— Ты хитёр, чужеземец! — снова повторил свою мысль управляющий, но уже не возмущённым, а одобрительным тоном. — Но ты хочешь купить хорошего ткача слишком дёшево. Хорошо ли будет, если ты окажешься в выгоде, а я — в убытке?

— Хорошо, назови мне тогда справедливую цену, уважаемый, — такую, которая будет хороша для нас обоих. Если я наберу столько прямо сейчас…

— Да не надо мне всю сумму прямо сейчас. Сейчас ты отдашь мне сто драхм и свой адрес, по которому раба доставят к тебе вечером. Раз ты был готов отдать двести, то сто у тебя при себе найдутся точно. А вечером ты отдашь старшему стражи, которая его к тебе приведёт, ещё двести драхм и получишь от него раба и купчую на него. И ещё десять драхм ты отдашь потом на таможне в порту при его вывозе.

— Ещё и на таможне? Разве недостаточно купчей, которую ты обещаешь мне?

— Достаточно внутри страны. Но ты ведь собираешься увезти его к себе? Вывоз рабов из Египта запрещён царским указом. Указ касается работорговцев, но разве ты не знаешь таможенников? Зачем тебе лишние трудности? Десять драхм за избавление от них не разорят тебя. За такого раба…

— И снова ты прав, уважаемый! Жадный купец во мне пересилил мудреца, и я не подумал о вывозе, — польстил я собеседнику, сделка с которым выходила весьма выгодной и которого я, говоря по совести, здорово облапошивал. Да я и все пятьсот драхм отдал бы легко и непринуждённо за высококвалифицированного косского шелкоткача!

Поговорив с самим рабом, я лишь убедился в абсолютной правильности своих догадок. Этот тоже потомок индусов с их кастовыми заморочками, не позволяющими им выполнять работу низших каст. Вдобавок — ещё и творческая натура, жаждущая творить шедевры. Какой идиот додумался загнать его простым ткачом на большую мануфактуру, выпускающую простую стандартную продукцию? Здесь место если и не для дебилов, так уж всяко для серой посредственности, дисциплинированно выполняющей простую работу и не стремящейся выделиться, а настоящие творцы в такой среде всегда на плохом счету, да и самим им в ней крайне неуютно. Здесь ведь не надо как лучше, а надо как положено. Другое дело, что таких людей мало, и едва ли в косской общине шелкоткачей таковы все. Такой выдающийся ремесленник вроде бы ну никак не должен был разориться и угодить в рабство. Что за хрень? Оказалось, что ничего странного. Всё дело в грёбаном восточном коллективизме. И на Косе потомки привезённых туда индусов сохранили свой индийский менталитет, включавший в себя не только эти кастовые заморочки, но и этот восточный гипертрофированный коллективизм. Не умничай, не высовывайся, уважай коллектив, не обижай других явным превосходством над ними, будь вообще как все — вот что это такое. У Рама так не получалось. Он вовсе не стремился принизить других своим собственным мастерством, но это выходило само собой помимо его воли. Да и зарабатывал он заметно лучше других, поскольку его ткани всегда были с выдумкой, с наворотами, и покупатели охотно платили за них больше. Ну и кому же в насквозь конформистской общине такое понравится? Пожар, уничтоживший его мастерскую с готовой тканью и запасом пряжи, был вполне закономерен…