Арбалетчики в Карфагене

Как-то раз мы и сами руку к этому делу приложили, когда наша очередь выпала патрулировать. Ну, не всей компании — Серёгу мы в Мегару откомандировали, где служба поспокойнее, а вместо него нам выделили в уличный патруль одного из наших турдетан. Идём, значится, по улице, никого не трогаем. Шуганули разве только пару приставших к возвращавшемуся с рынка прохожему попрошаек, не дававших ему прохода и, кажется, собиравшихся воспользоваться своим силовым преимуществом. Ни ножей, ни дубинок, ни даже булыжника в руках, так что на вооружённый разбой с угрозой жизни и здоровью не тянуло, но попытка грабежа просматривалась, так что мы вмешались и предотвратили. Сопроводили человека до его квартала, пошли обратно, больше никаких происшествий и не намечалось, и только ближе к концу дежурства на нас вдруг выбежала шайка гопников, человек шесть. С ножами, с дубинками, и прямо на нас со всем этим своим хозяйством членовредительским бегут. Охренели, что ли?! Мы в цепь поперёк переулка, прикрылись цетрами, мечи наголо. Остановись они сразу же, могло бы обойтись и без крови — в конце концов с поличным мы их на разбое не поймали, а мало ли для чего народ носит ножи и дубинки? Может, как раз для самообороны от беспредельничающей шантрапы. Ко всем же добропорядочным гражданам по вооружённому патрульному не приставишь, верно? Что там карфагенские законы о ношении ножей и дубинок гражданскими гласят, нас как-то не интересовало, да и приказа шмонать и разоружать не было, а был приказ только уличную преступность пресекать. По собственной же инициативе разоружать нормальных людей, делая их беспомощными перед гопотой — увольте. Этим маразмом мы и по прежней жизни сыты по горло, и хвала богам, что античный мир до подобного свинства ещё не докатился! Так что не собирались мы за одни только членовредительские инструменты претензии им предъявлять, остановись они вовремя и вступи с нами в нормальные переговоры. Но они и не думали тормозить, а сгрудились поплотнее и ринулись напролом. Ну, раз так — это уже в корне меняет дело, и теперь пеняйте-ка вы, ребята, на себя. Один только и сумел между мной и Васькиным вклиниться, да только пользы он никакой от этого не поимел, а поимел только наши клинки в обе свои бочины. Двух других нанизали на свои клинки Володя и наш турдетанский сослуживец, а трое оставшихся развернулись и задали от нас стрекача. Мы за ними, они со всех ног к улице пошире, а там — двое патрульных-ополченцев, не та выучка, что у нас, так что пробиться-то хулиганы могли, и мы ускорились, дабы пресечь. Да только гопота, едва до тех патрульных добежав, сразу же оружие бросила и сдалась на их милость, лишь бы только от нас её спасли. Ну, мы особо и не возражали. Подошли ещё трое ополченцев, мы разговорились с их старшим, так выяснилось, что это от них шайка удирала, когда на нас нарвалась. Умора, млять, кто понимает! За день до того слыхали о подобном случае от сослуживцев, так думали, что привирают ради понтов, а оказалось, что так оно и есть — угодив в клещи между ополченческим патрулём и наёмниками, шпана предпочитает сдаться ополченцам, потому как наёмникам вязать и вести в кутузку лениво, проще завалить на месте «при попытке». Так что разбойную гопоту уняли быстро…

Основная же масса городской бедноты хваталась за любую работу, если за неё предлагалась натуральная оплата зерном. За чашу зерна можно было нанять грузчика на разовую переноску тяжестей, за небольшой кувшин — на целый день. Доходило вообще до смешного — домашний раб-слуга какого-нибудь богатея, посланный хозяином на рынок за покупками, выпрашивал у него кулёк зерна, за которое, отоварившись по списку, на том же рынке нанимал свободных граждан носильщиками — нести свои покупки, а сам важно шествовал налегке, указывая им дорогу и начальственно покрикивая на них. Да что рабы богатеев! Как-то раз я Укруфа на этом спалил и хорошенько отругал его, едва по шее не надавав — не за зерно, которым успел запастись с избытком, а за разжигание социальной напряжённости. Ведь эта свободная городская чернь, в отличие от рабов, в том числе и солдатских вроде наших, о которых зато уж всяко было кому позаботиться, уже начинала конкретно голодать и настроение приобретала соответствующее.

Шлюх-профессионалок на улицах сильно потеснили вчерашние «порядочные», просящие за свою «любовь» уже не серебром, а хлебом. Пользуясь уникальным случаем, наиболее бесшабашная солдатня напропалую «пробовала» всех мало-мальски смазливых из числа тех, к которым всего пару недель назад даже в шутку подкатиться не помышляли. А уж толстосумы и вовсе сорвались с нарезов, закатывая обильные пиры чаще прежнего и демонстрируя тем самым свою «крутость». Могло ли такое кончиться добром?