«Может, просто пойти в парк и найти там кого-нибудь? Или воспользоваться телефонным справочником по совету Карла? Или…»
«Нет, — сжал кулаки, закусив губу. — Нет, так просто нельзя. Сама мысль об убийстве начинает приносить удовольствие. Я же не этого хочу. Я это сделал, чтобы вернуться домой, а не искать удовольствие от жизни здесь».
Решительно кивнув, мальчик поднялся: держаться изначального плана и просто вернуться…
Погружённый в себя, он едва различал дорогу. Высотки и светофоры, приглушённый шум машин и случайные разговоры людей — всё суть ненавязчивый гул, бессвязный поток. Не имело значения. Не интересно.
Но уже в соседнем переулке его ждали проблемы.
Сначала мальчик заметил мирно проходящего мимо чёрного кота, а после — тех людей, встречи с которыми желал меньше всего.
Вот они, все четверо. Йозеф, Гюнтер, Фриц и Альтман. Чуть выше него, в кожаных куртках и латаных джинсах, с патлами, как у рок-звёзд и с цепями у бёдер, они стояли по стенам друг напротив друга, курили, пили пиво, общались, как вдруг заметили парня.
Откинув длинную прядь белых волос и улыбнувшись, Альтман помахал Арчибальду рукой.
— Йо, как жизнь?
Йозеф — уже за спиной, Гюнтер — подступил ближе.
— Нормально, а вы чего? — как можно спокойнее ответил
к, прекрасно осознавая своё положение.Фриц нагнулся, поднял кота на руки. Чесал ему затылок — и зверь довольно урчал.
— Зависаем, — расслабленно ответил Альтман, — друга вот старого встретили.
Остальные трое тихо посмеивались, всё так же стоя у стен и продолжая курить, смотреть на их жертву.
Раньше Арчи бежал бы от них дальше, чем видел. Но не после всего, что было. Даже забыв о сегодня, оставался театр теней, которые Таолока устраивала ему, да и всем прочим желающим. Оставались поединки с Каппо, которые заканчивались иногда даже хуже, чем все возможные расправы любых подобных задир. И мальчик уже не боялся своих обидчиков, но испытывал к ним холодную ненависть. Они могли вытворять что угодно, но он круче, лучше них. Максимум, на что они способны — это задушить кота. Выпусти против них даже овчарку — и они разбегутся.
— А знаете, я тоже рад встрече с вами, — усмехнулся мальчик. — Сигареткой не угостите?
От такой наглости выпали в осадок все четверо. Альтман даже застыл с открытым ртом, выпуская густой клуб сизого дыма, пристально смотря на парня перед ним.
Со стороны улицы донёсся сигнал, рёв мотора — вот он, шанс.
С отчаянным криком, Арчибальд развернулся, скидывая портфель, побежал обратно к дороге, метя в Гюнтера, уже видя его там, на трассе, мечтая о том, как сможет сбить его с ног, как голова мерзавца угодит под колёса грузовика. Собрать все силы, навалиться — и всё, всё закончится.
Но значительно быстрее закончились его мечты: парни не растерялись. Смеясь, стоящий рядом Йозеф, подставил подножку — и мальчик с шумом упал к ногам обидчиков.
Гулкий стук, ещё и ещё. Удар — хруст, боль в переносице. Ещё удар — тяжесть в голове, всё размыто тёплой густой кровью из рассечённой брови.
Согнулся, закусил губу, стремясь подавить боль от удара по почкам. Тяжёлая боль в спине, по бокам.
Когда бьют — самый громкий тот, кто кричит. Если нет крика, нет шума. Арчибальд не кричал, просто валялся, приникший к земле. То и дело дёргался, вздрагивал, ожидая, когда они кончат — и им быстро наскучило. Ребёнок почти не сопротивлялся.
— На, кури на здоровье, — смеясь, бросил Альтман почти пустую пачку с окурками и зажигалку в сторону лежащего тела, а после — друзья покинули парня, как ни в чём не бывало. Только брошенный дворовой кот и остался утешать бедного, брошенного всеми мальчика.
Лёжа вот так, в пыли и грязи, всё ещё свернувшись в клубок, Арчи лежал, закусив губу, что было сил стараясь не плакать. Только дрожал немого, совсем чуть чуть. Пытался встать на слабеющих руках. Откинувшись на спину, отерев кровь, он улыбнулся, глядя на яркое солнце за серыми тучами. Нависающие стены домов, тёмный переулок, брошенный у мусорного бака рюкзак и сидящий подле чёрный кот — вот и вся его компания, все те, кому не всё равно, как он и что с ним. А он, между тем, всё ещё здесь, живой и более-менее здоровый. Теперь это даже забавляло: чем отчаяннее он искал выход, тем явственнее мир давал понять, что никто его никуда не отпустит. Что он нашёл свою радость, и имя ей боль. Боль своя и чужая, но она приносила жизнь, заставляла дышать, двигаться вперёд, даже если это движение не имело смысла. Чувствуешь эмоции, улыбаешься — значит, счастлив, значит, остаёшься, видимо, именно таковы правила.
Тяжело поднявшись, мальчик сел, прислонившись спиной к стене, потрепал кота за ухом. Посмотрел на валявшуюся пачку окурков и зажигалку, усмехнулся — и отрицательно качнул головой.
***
Ступив на порог родной квартиры, мальчик невольно поёжился: как-то подозрительно чисто и тихо. Его и отцовская куртки висят на вешалке. Башмаки — на полочке для обуви.