— У него парень был при смерти. То и дело навещал его, возвращаясь к больничной койке. А потом нашёл в себе силы посидеть, поговорить с ним. Умер, держась за его ладонь. Гипсбери попрощался с ним тогда, в последний раз, и теперь решил навсегда тут остаться.
— Тяжело, — согласился. — Рад, что у него всё хорошо. Слушай, — обернулся к девушке, — а сколько меня не было? Ну, сколько времени с тех пор прошло?
Вместо ответа Тохра отвела взгляд. Парень попытался схватить её за запястье, но та резко дёрнулась, мотнула головой.
— Год, — выдохнула она.
Арчибальд закрыл глаза, понимающе кивнул. Закусил губу. Его руки обвисли вдоль тела, дрожали в ладонях.
— Всё ещё рад возвращению?
Они стояли на полупрозрачном ледяном мосту.
Высокая, в тёмных одеждах и лёгких кроссовках, с длинными, до лопаток, струящимися сиреневыми прядями. Напротив — парень в лиловом камзоле, в тон ему тёмных брюках и туфлях с закруглёнными носками.
Поднявшийся на мгновение ветер всколыхнул волосы, скрывая лица.
Внизу — озеро с кристально-чистой водой. Дети на скамейках любовались лебедями, что отдыхали под сенью плакучих ив.
— Пойдём со мной. Пожалуйста, — прошептал юноша.
Тохра молча кивнула, облегчённо вздохнув.
Взмахнув рукой, Арчибальд очертил круг, и в воздухе возникли врата, сияющие сизой тьмой, затянутой лёгкой дымкой. Шагнув сквозь них, дети погрузились в холодную тишину, тронутую тихим треском поленьев в камине.
Полумрак разбавлен слабым сиянием огня и лазурными свечами, что мерцали под большим потолком, окружая редкий оранжевый свет люстры, что свисала аккурат над овальным столиком о двух креслах у стены, меж лестниц на второго этажа особняка.
Ветер играл блеклыми полупрозрачными занавесками, что скрывали оконные рамы, за чертой которых сияла спокойная вечная ночь, и, в полуночном зареве гостиная Синего Дома выглядела как никогда одинокой, покинутой своими хозяевами.
Мастерица путей отстранилась от своего друга, села на стул у камина, опустила руки на колени сложив ладони вместе. Арчибальд оглянулся в её сторону. Вытянутое, смуглое лицо в свете дрожащих огней будто отлито из золота, напоминало старинную маску жрицы иных богов, никак не его знакомую.
Прикрыв веки, юноша подошёл к столу, увидел письмо, а подле — перо и чернильницу.
Скинув рюкзак в кресло, включив настольную лампу, стоявшую поодаль, хозяин особняка потянулся к записке. Дрожащей рукой он взял письмо. Лиловые чернила ловили блики огней, от чего на глаза невольно навернулись слёзы. Отерев их, Арчибальд погрузился в чтение.