– Если обязаны, то встретимся! – шутливо поддержал его Гелиобаз. – Чему быть, того не миновать! А пока прощайте!
– Прощайте! – и при этих словах взгляды их встретились.
Инстинктивно, под действием внезапного порыва Олвин склонил голову в нижайшем и самом почтительном поклоне, какой, вероятно, когда-либо отдавал за всю жизнь смертному созданию, и при этом Гелиобаз замер, уже повернувшись, чтобы уйти.
– Вы просите благословения, дорогой мой Скептик? – спросил он мягким тоном, дрожавшим от нежности в тишине сумрачной часовни. И затем, не дождавшись ответа, возложил руку на тёмные волосы юноши, а другой медленно начертал крест на гладком, широком лбу. – Прими его, сын мой! Я могу дать тебе только благословение креста Христова, который, несмотря на неверие, взывает к тебе, спасает тебя и всецело владеет тобою!
И прежде чем Олвин оправился от удивления от столь нежеланного благословения, Гелиобаз уже исчез, оставив его в одиночестве. Подняв голову, он смотрел в глубину коридора, где только что видел отдалённый проблеск исчезающих белых одежд, и на секунду его заполнило безмолвное возмущение. Ему казалось, что знак, таким образом нанесённый ему на лоб, должен быть видимым, словно красная метка, выжженная на плоти; и все его давние и яростные предубеждения против Христианства нахлынули снова с неудержимой стремительностью некогда изгнанных врагов, а теперь снова возвратившихся, чтобы взять цитадель штурмом. Однако почти так же быстро ярость его угасла: он вспомнил, что в своём видении тенистый путь почти предшествовал ему в форме креста, и в более спокойном настроении он взглянул на рубиновую звезду, ровно сиявшую над тёмным алтарём. Невольно слова: «Мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему», пришли на память, но он отмахнулся от них так же быстро, как они и возникли, и, обнаружив замешательство и растущее беспокойство мыслей, он поспешно вышел из часовни.
Присоединившись к монахам, собравшимся живописной группой вокруг камина в трапезной, он проболтал с ними около получаса, надеясь выяснить у них в ходе разговора некоторые подробности жизни, характера и основных целей существования братства, однако в этой попытке он потерпел фиаско. Они говорили о Гелиобазе, как верующие могли бы говорить о святом: с выраженным почтением и восхищенной любовью, – но о многих пунктах, связанных с его верой или духовной природой его теорий, они умалчивали, очевидно, почитая этот предмет слишком сокровенным для обсуждения. Поняв, что вопросами ничего не добиться, Олвин пожелал доброй ночи и уединился в маленькой спальне, приготовленной для него, где погрузился в глубокий, исцеляющий сон без сновидений.
На следующее утро он поднялся на рассвете, и задолго до того, как солнце появилось над вершинами высочайших пиков Кавказа, он выехал из монастыря Ларса, оставив крупное подаяние в коробочке для пожертвований на благо многочисленных дел милосердия, в которых братия принимала участие, таких, например, как поиски затерявшихся в снегах путников или захоронение многочисленных жертв в районе Дарьяльского ущелья, погибших от рук банды яростных горных грабителей и убийц, которые порой наводняли эту уединённую местность. Чтобы как можно скорее оказаться у крепости Пассанаури, он примкнул к группе отважных русских альпинистов, которые только что успешно завершили подъём на гору Казбек, и в их компании преодолел расстояние от скалистой долины Арагвы до Тифлиса, куда он попал в тот самый вечер. Из этого мрачного и унылого города, со всех сторон окружённого тенью бесплодных и пещеристых холмов, он отправил рукопись своей таинственным образом созданной поэмы вместе с письмом другу Виллерсу, в Англию; и затем, поддавшись сжигающему чувствую внутреннего нетерпения, – нетерпения, которое не допускало никаких промедлений, – он решительно и сразу же выдвинулся в свой долгий путь паломника «в земли песков, и разорения, и злата»; в земли пугающего пророчества и неминуемой судьбы; в земли могущественных и печальных воспоминаний, где неспешная река Евфрат охватывает тускло-жёлтым кольцом пепел великого царства, павшего, чтобы никогда уже не восстать.
Глава 8. По водам Вавилона