Арелатские проповедники V–VI вв.

28. 1. Лишь только он принял управление арелатской церковью, первая его забота и особенное стремление были о согласии, чтобы объединить братство, не согласное из-за все еще теплящихся страстей относительно избрания епископа, взаимной любовью. Словно искусный погонщик Израиля (agitator Israelis) 92, он прекрасно знал, что нелегко управлять несогласными. 2. Поэтому он стремился более управлять с любовью, чем господствовать с помощью страха93, чтобы больше добровольное, нежели принудительное исправление прибавило украшения покорившимся, и чтобы не казалось, что они при-

90 В данном случае Иларий несколько иначе выражает ту же идею, что и в главе 5.1, а именно, что святой благодаря пребывающей в нем благодати становится выше самого себя.

91 1 Кор 9:22.

92 Эти слова обращены Елисеем к возносящемуся на огненной колеснице Илии: Отец, отец, колесница Израиля, и погонщик ее (4 Цар 2:12, LXX).

93 Держаться в управлении этого правила советовал еще древнегреческий философ Ксенофонт (Киропедия, 8.2.26), у которого эту идею заимствовал Цицерон в своем трактате «Обобязанностях» (см. De officiis, 2.23), благодаря которому она глубоко укоренилась в латинской литературе. Кроме Илария эта цицероновская идея появляется у блаж. Августина (Epist. 211.15), а несколько позже в Правиле св. Венедикта применительно к обязанностям настоятеля: «Пусть он стремится, чтобы его более любили, нежели боялись» (plus amari quam timeri, Regula sancti Benedicti, 64).

82

нуждаются к исполнению своих обязанностей. Итак, тотчас изгнанное несогласие уступило место той любви, которая есть матерь всех добродетелей. 3. Так расцвела при нем Церковь Христова, как прежде расцвел монастырь. Возросла в благодати, уменьшилась в стяжании, когда была введена строгая дисциплина. Он из дома своего, словно из дома Господнего, убрал накопленное богатство неправедное44 и долго лежавшее без дела определил на достойные цели: 4. он отдал это сокровище на [погребение] умерших. Так что кто жертвовал снова, чувствовал утешение от своих даров. Хотя, как я думаю, он и держал себя достойно своего сана, но если требовали обстоятельства, не щадил и сана, ибо желания иного века определяли его управление.

Часть VII: Болезнь, смерть, погребение

Последние деяния Гонората

29. 1. Не оставлял он трудов и в последние свои дни. Многих он обогатил на одре словесным наставлением. Но разве долго удерживало ложе того, кому было привычно превозмогать утомление, даже приближаясь к смерти? 2. Последнюю проповедь он произнес в церкви вдень Богоявления уже в борьбе со скорбями; сам, сопротивляясь своим болезням верой, не в силах успокоиться более от жара духовного, нежели от страдания телесного, служил вам выше сил своих. 3. Хотя это не была болезнь, нахлынувшая на него извне, или неожиданный приступ горячки, но долго распространявшаяся немощь, вызванная чрезмерной жесткостью прежней жизни и до сих пор понемногу усиливающаяся по причине отказа от отдыха, на восьмой или девятый день после упомянутого торжества она истощила его, и так ослабленного. 4. Однако едва ли не четыре дня он отказывал нам, преданным ему в служении любви, в своем присутствии, боясь, как бы близость его смерти не опечалила близких ему. Никогда среди тяжелых болезней не было ничего более тяжелого. Впрочем, болезни не внушали ему никакого страха, вопреки тому, как это обычно случается [с людьми]. Но через них это обиталище Святого Духа обрело, наконец, упокоение.

94 Mammona iniquitatis (Лк 16:9). В данном случае имеются в виду сокровища, собранные в епископской резиденции Патроклом, арелатским епископом (411-426 гг.), предшественником св. Гонората.

83 <Наивысшая чуткость к другим> ===

30. 1. Впрочем, невероятна была сила его непорочного духа, которую он стойко сохранял до последних дней. Как прежде он всегда утешал тех, кто с ним, так и сейчас ничего не боялся более, чем быть объятым длительным отчаянием, понимая, что легче переносить болезни последние, чем сомнительные. Он постоянно старался осушить ласковой речью слезы окружающих, которые, однако, чем более старался осушить, тем более возбуждал. При этом нашу скорбь он считал тяжелее своей. 2. Нелегко кому бы то ни было со столь мужественным сердцем переносить такие тяжести и неудобства, а он и не призывал смерти и не боялся ее. Ведь тот, кому не утомительно было жить в рабстве Христовом, перенося какие угодно скорби, не боялся перейти к новой жизни через эту обычную дверь в новую жизнь. 3. Ибо он заранее размышлял о неизбежном конце людей, так что не внезапно тот настиг его. Итак, предвидя этот конец, он словно уходил, словно прощался и расспрашивал некоторых из нас: не оставил ли он что-то незавершенным, не преподал ли он что-то менее полно, чем следовало бы, и призывал напомнить ему, если что-то ускользнуло из его памяти. И мы тем временем, щадя его утомление, все предписанное им совершили и обо всем, что нужно было сделать, распорядились (cogere); однако распорядились кротким приказанием, как он это всегда делал.