Арена

Устилая пол телами, Стае отступал к окну. Он уже начал уставать. Вместе с усталостью вернулось трезвое мышление. Его хотят убить — не скрутить, не вырубить — просто убить. Без затей. И при этом совершенно не считаются с потерями. Живи он не на двенадцатом этаже, скакнул бы сейчас в окно — только его и видели. Но отступать некуда. И он снова атаковал, и еще раз, и еще… Его удары должны были бы быть смертельными, он не жалел противников — наверное, впервые в жизни он не старался победить — он стремился убивать. Как можно больше. Правда, кое-кто из рухнувших на пол тут же поднимался… хотя и не должен был. Времени на размышления о причинах такой живучести у Стаса все равно не оставалось.

Они стреляли — но для стрельбы было слишком тесно. По крайней мере, дважды пули с противным чмоканьем впивались в самих нападавших, но их не убывало, более того, столь «удачные» выстрелы никого, похоже, не волновали. Несколько пуль досталось и Стасу — пока раны были не смертельными, даже не опасными, но он терял кровь, а вместе с ней и силы. Снова и снова он бросался в атаку, хладнокровно стараясь все время находиться в гуще противников, затрудняя прицельную стрельбу. Рукопашный бой нападавшие знали не слишком хорошо, к тому же — как ему казалось — все время били куда-то не туда, будто рассчитывая поразить болевую точку там, где ее отродясь не было. И он пользовался этим, как мог.

Спустя какое-то время он сумел подхватить с пола пистолет. Нажал на спуск — никакого эффекта. Даже курок не щелкнул — пусть бы и вхолостую. Словно он держал в руках игрушку, сделанную из цельного куска металла. Стае с проклятием отбросил пистолет. Призрачная надежда воспользоваться оружием обошлась ему дорого — правая рука повисла, пробитая пулей, раздробленная и уже ни на что не способная. Стае, тяжело дыша, прижался к подоконнику. Он почти не чувствовал боли, всматриваясь налитыми кровью глазами в стоявших перед ним людей в черном. Их было много — и здесь, и там, на лестничной площадке. И Стае не имел никаких шансов на победу. Он это понимал, как понимали, безусловно, и его противники. На полу валялось с десяток тел — некоторые из них шевелились и пытались принять более или менее вертикальное положение. Пятерым же это было уже не суждено. Те же, кто уцелел, видели, что он более не опасен. Они не торопились— то ли растягивая удовольствие, то ли предлагая ему в полной мере проникнуться безнадежностью ситуации. Пять стволов смотрели в грудь и в живот Стасу.

— За что? — выдохнул он, не рассчитывая на ответ. Его и не последовало.

Стасу вдруг показалось, что он видит перед собой двойников: одинаковые фигуры, одинаковые облегающие костюмы, закрывающие тела и лица, одинаковые руки, сжимающие однотипные пистолеты, одинаковые глаза…

Стае с трудом оторвался от такого устойчивого, такого надежного подоконника и шагнул вперед.

Лыжи уверенно шлепали по снегу, оставляя позади хорошо видимый след. Круглов остановился, откинул капюшон и шумно выдохнул — облачко пара, сорвавшись с губ, быстро растаяло в морозном воздухе. Женька остановился рядом, переводя дух.

— Если верить твоим россказням, — ехидно заметил он, — мы уже должны были сидеть в избушке, кушать водку и хвастаться друг перед другом добычей.

— Домик и водка никуда не денутся, — флегматично ответил Борис. — А насчет добычи… Сам понимаешь — раз на раз не приходится. И потом, мы, по сути, только начали. Хватит еще зайцев, увидишь.

— Стрелять в беззащитных животных — это неспортивно… — Малой пожал плечами. — Ну, я понимаю, пойти на медведя: бурый в случае чего и сдачи дать может, если доберется до тебя первым. И вообще, тебе что, Арены мало? Там можно охотиться на такую дичь… Да еще и разумную.

Бакс — милый и, как и все собаки его породы, исключительно любвеобильный сеттер — вертелся у них под ногами, то проваливаясь по грудь в снег, то снова выбираясь на относительно твердый наст. Для него этот поход был увеселительной прогулкой, хотя Борька и пытался учить своего любимца охотничьим премудростям. Бакс откровенно развлекался. Ему куда больше нравилось бегать за бросаемой хозяином палкой, чем выслеживать кого-то там пахнущего ничуть не лучше миски с Pedigree. Ну, может быть, немного все-таки лучше, но мешок с сухим кормом — и это он знал совершенно точно — ожидает его в избушке, за ним вовсе не обязательно бегать по ненадежному снегу.

Вообще, Бакс выезды на охоту искренне любил. Особенно самое начало и самый конец — когда ему доставалось милое местечко рядом с водителем и он мог сколько угодно разглядывать проносящиеся мимо дома, заснеженный лес, оставаясь в комфорте и тепле. Правда, в этот раз место впереди оказалось занято, но Бакс почти не обижался — сзади было тоже неплохо. Во всяком случае, там куда просторнее — можно свернуться калачиком на мягком сиденье и вздремнуть по дороге. Его вообще удивляло, почему люди, придумавшие такое чудо, как мягкий диван, стремятся куда-то в снег, в дождь или на солнцепек.