Арена

— Да… — прошептала Наташа, не оборачиваясь. Голос шелестел, растекался по комнате, словно веселящий газ. — Да, это правда…

— Нет, ты ему скажи, что он тебя совершенно не знает! — стремительно перебил её Игорь Петрович. — Скажи, что длится это не день, не два — целых три года! И будет длиться всю жизнь! И выдержать это может только сумасшедший!!! Скажи, что ты привыкла к французским духам, которые стоят больше его месячной зарплаты. И к американским сигаретам! Скажи ему, что я уже два раза лечил нервы в психушке! Скажи!

— Чего ж ты приехал? — тихо спросила Наташа. — Не долечили?

Игорь Петрович молча указал на неё рукой, апеллируя к Гуле — вот, мол, пожалуйста, типичный случай. Но отвечать не стал.

В комнате воцарилось молчание. Игорь Петрович налил себе воды из графина и, стуча зубами о графин, выпил.

— Уходите оба… — тихо сказала Наташа. Она по-прежнему стояла к ним спиной, голос её долетал до них, отражённый от стен, заглушённый шумом улицы и моря. — Уходите оба…

— Куда? — испуганно спросил Игорь Петрович.

— Уходите, куда хотите… — в третий раз повторила Наташа. — Уходите в холл и сидите там. Я буду думать. О своём решении я вас извещу…

Они вышли в холл и уселись на кожаные кресла в разных углах комнаты.

— Чапай думает! — нервно сказал Игорь Петрович и зашарил по карманам в поисках сигарет.

В холле было пусто — часы показывали время, горячо рекомендуемое врачами для приёма солнечных ванн.

Сигареты Игорь Петрович нашёл, а вот спичек не обнаружил и, поёрзав от нетерпения, направился к Гуле.

— Спичек нет?

— Не курю, — сказал Гуля.

— Ладно, — ответил Игорь Петрович и сел рядом. — Конфету хотите?

Две шоколадные конфеты лежали на протянутой ладони. Гуля неторопливо взял одну, развернул, положил в рот. Нервно начал жевать. Потом — будто сработало реле памяти — замер, и секунду спустя начал жевать медленно и сосредоточенно — как учили. Перевёл глаза на Игоря Петровича.

Игорь Петрович тоже жевал медленно и сосредоточенно — почти синхронно с Гулей. Очевидно у него это уже вошло в привычку.

Гуля поперхнулся и торопливо проглотил конфету.

Игорь Петрович невозмутимо продолжал жевать.

Так они сидели друг рядом с другом: долго, молча, неподвижно.

— Послушайте… — сказал, наконец, Игорь Петрович. — Я её безумно люблю. Безумно.

— Я тоже, — сказал Гуля.

Игорь Петрович с состраданием посмотрел на него и печально склонил голову.

— Я знал, что этим кончится, — вздохнув, сказал он. — Её нельзя не любить… Вы всего неделю знакомы, когда же успели?

— Вчера, — сказал Гуля.

Игорь Петрович покачал головой, потом протянул руку и сочувственно погладил гулино колено.

— Восхитительная женщина, — прошептал он. — Правда?

— Правда… — сказал Гуля.

— И совершенно непонятно почему!

— Совершенно непонятно… — безвольно повторил Гуля.

— Вроде бы некрасивая!

— …Некрасивая…

— Тощая!

— …Тощая!..

— И зубы кривые!

— И зубы…

— Необъяснимо!

— И не надо объяснять, — сказал Гуля.

— Что?

— Зачем объяснять? Радоваться надо. И всё…

— Вы правы… — задумчиво сказал Игорь Петрович. Потом измученно посмотрел на Гулю и подозрительно спросил: — У вас что-нибудь было?

Гуля отрицательно покачал головой. Усмехнулся.

— Что-нибудь наверно было…

— Я в известном смысле, — осторожно сказал Игорь Петрович.

— А я — в неизвестном, — спокойно ответил Гуля.

Игорь Петрович пристально посмотрел ему в глаза и успокоился.

Наташа по-прежнему стояла у окна, глядя на море. Обернулась, оглядела комнату. Пошла к стенному шкафу, достала большую спортивную сумку, с которой приехала, стала собирать вещи.

Вынула из шкафа фату, мгновенно превратив её в шарфик, повязала на шею. Поглядела в зеркало — не понравилось. Сняла.

Посреди комнаты лежали авоськи с фруктами. Взяла грушу, надкусила. Тоже не понравилось, положила грушу на стол. Взяла сумку, пошла к дверям.

Выглянула в коридор — он был пуст. Вышла из комнаты и быстро пошла в сторону, противоположную от фойе — к пожарной лестнице. Сбежала по ней вниз и через стеклянные двери выскользнула на ярко освещённую солнцем улицу…

— Дерябнем ещё по одной? — спросил Игорь Петрович и снова достал из кармана две конфеты.

— Дерябнем, — ответил Гуля.

Снова сосредоточенно начали жевать.

— Я иногда её просто ненавижу, — сказал Игорь Петрович. — И при этом всё равно её люблю. Одновременно. И люблю, и ненавижу. Как вы думаете, это нормально?

— Нормально, — уверенно сказал Гуля.

Игорь Петрович подозрительно посмотрел на него, пытаясь определить по глазам, достаточно ли глубоко Гуля понимает вопрос.

— У вас тоже так?

— Нет, — сказал Гуля. — У меня не так…

Игорь Петрович тревожно посмотрел на него и спросил:

— Значит, у вас ненормально?

— Почему?

— Если у меня — нормально, ау вас не так — значит у вас ненормально!?

— У меня тоже нормально, — вздохнул Гуля. — Когда любишь — всё нормально. Ненормально — когда не любишь…

— А вы оптимист!

— Знаете анекдот про оптимистов?

— Нет.

— Чем оптимисты отличаются от пессимистов?

— Не знаю!

— Пессимисты всё время говорят: «Ну и жизнь. Хуже быть не может!» А оптимисты говорят — «Может!»

Игорь Петрович засмеялся.