Арена. Политический детектив. Выпуск 3 [сборник]

Несмотря на невероятные перегрузки этого дня, ему сравнительно легко удалось достичь желаемого уровня самогипноза, мускулы приятно расслабились, им овладела приятная сонливость, сознание начало ускользать. Некоторое время он наслаждался этим состоянием, а потом начал внушать себе мысли, которые должны были помочь ему спокойно пережить этот день.

Я ничего не боюсь.

Страх оставил меня.

Я спокоен, уверен в себе, несгибаем и свободен.

Я полностью владею ситуацией.

Я справляюсь с трудностями этого дня.

Еще некоторое время спустя он счел, что готов предстать перед своим внутренним судьей.

Огромный зал, последних рядов в нем даже не видно. Сейчас все вокруг видится в его любимом фиолетовом цвете, и стены уходят куда-то высоко-высоко, за фиолетовые облака. А может, никаких стен нет и он находится где-то в мировом пространстве.

Единственное, что он мог распознать, что имело контуры, был удлиненный стол, по форме напоминавший стойку бара, но поставленный так высоко, что он, находясь в каких-то трех метрах от стола, его поверхности не видел. Но человека, расположившегося на месте судьи, он хорошо разглядел. То есть нет, не черты лица, но черный берет судьи, белую накидку и большой золотой крест на груди.

И этот человек начал задавать вопросы своим бесстрастным голосом, который вызывал эхо, словно отражаясь от скал или утесов.

— Ваше имя?

— Доктор Ральф Мариа Карпано.

— Год и место рождения?

— Третьего августа тысяча девятьсот тридцать первого года, в Нонненхорне на Боденском озере.

— Отец?

— Вольфрам Мариа Карпано, нотариус и адвокат.

— Мать?

— Анна Карпано, урожденная Ребеле, домохозяйка.

— Ваши отношения с родителями?

— С отцом — неплохие. Но у него было мало времени для меня. Умер, когда мне исполнилось шестнадцать.

— Ас матерью?

— Внешне могло даже показаться, что мы любим друг друга. Но если с моей психикой что и не в порядке, в этом виновата она одна. Вечно она меня дергала, подстегивала, ругала, никогда не хвалила. Если у меня была четверка по математике, она морщилась: почему не пятерка? У Герберта пятерка, а у него времени для занятий меньше, чем у тебя. В тот год, когда я стал чемпионом Баварии по теннису среди юношей, она сказала мне: мы столько платим твоему тренеру, что тебе пора бы стать чемпионом ФРГ. Вся моя юность прошла в такой обстановке.

— Выходит, ваша мать виновата в том, что вы сбили Коринну Фогес и бежали, не оказав ей помощи?

— Нет, но… Это она сделала меня человеком, падким до признания, похвал и почестей, который везде и всюду хочет и должен быть первым, самым великим. Мне страшно недостает признания. Поймите меня…

— Нет. Какое отношение это имеет к совершенному вами преступлению, господин доктор Карпано?

— Для меня все люди лишь инструмент, средство для достижения цели. Я пользуюсь ими, чтобы добиться новых успехов. Я их эксплуатирую.

— Ближе к делу.

— Я полагал, судью всегда интересует психологическая подоплека преступления. Я рассказываю вам все это, чтобы объяснить, почему я расстался с моей женой.

— Вы живете раздельно?

— Да.

— С какого времени?

— С четвертого апреля 1968 года.

— Почему?

— Все мои мысли заняты моей работой, профессией, карьерой. Главврач, профессура, кафедра, международное признание моих исследований… Кристина должна была помочь мне. Просматривать необходимую литературу, вести картотеку, выучить русский, чтобы информировать меня о содержании научных журналов социалистических стран, завязывать и поддерживать нужные для меня знакомства. Сначала все шло нормально, но потом… Ей захотелось самой добиться чего-то в жизни, вырасти в профессиональном и, как она говорила, чисто человеческом отношении. Я считал ее недоучкой, ни на что серьезное не пригодной… Она хотела иметь детей, а для меня дети были помехой, обузой — до работы ли при них?

— Какую связь вы находите между вашими действиями и крушением вашего брака?

— Я был не в силах окончательно порвать ни с Кристиной, ни с матерью. В тот вечер, когда произошло несчастье с Коринной Фогес, я…

— Продолжайте.

— В тот вечер я…

— Господин доктор Карпано, я требую, чтобы вы сообщили суду о событиях того вечера.

— В двадцать три часа я позвонил матери и сказал ей, что Кристина только что родила мальчика — от своего второго мужа.

— Дальше.

— До этой ночи я все еще надеялся, что Кристина вернется ко мне. И когда она придет, мы начнем нашу жизнь сначала. Понимаете, она не стала женой человека, вместе с которым жила. Она католичка, как и я, церковь запрещает повторный брак, а нас венчали в церкви. Но теперь у нее ребенок — теперь все кончено, она никогда не вернется ко мне. В этом настроении я и ехал по Браммермоорскому шоссе.

— Коринну Фогес вы не видели?

— Нет.

— Почему вы не вышли и не попытались помочь девушке?

— Я уже дал газ.

— Но ведь вы могли повернуть обратно?