Арена. Политический детектив. Выпуск 3 [сборник]

— Да…

— Хорошо. Я возвращаюсь во двор гимназии и, как только Корцелиус вернется из Браке, все устрою. Для успокоения твоей совести обещаю помочь кое-чем и Плаггенмейеру, когда он предстанет в Браке перед судом.

— Да, хорошо бы было…

— Как только дадут отбой, я тебе сообщу. Там ты больше не понадобишься.

— Будем надеяться…

12 часов 59 минут— 13 часов 09 минут

Во дворе гимназии имени Альберта Швейцера все та же атмосфера тоскливого ожидания — так болельщики в перерыве матча ждут начала второго тайма. Я занял свое привычное место за бруствером из мешков с песком и, подобно Кемене, Ланкенау, Ентчуреку, офицеру из ГСГ-9 и другим посвященным, смотрел в небо: не появится ли вертолет с Корцелиусом? Тогда этому кошмару будет положен конец…

Счастливый конец? Время от времени у меня закрадывалось подозрение, что некоторым господам скорее всего на руку была бы катастрофа. При таком исходе они смогли бы наконец обнажить свое оружие. Доктор Ентчурек набросился бы на систему парламентской демократии, слишком слабой, чтобы предотвратить подобные происшествия. Ланкенау агитировал бы за программу реформ своей партии, за профилактику преступлений, улучшение положения учеников-производственников и тому подобные частичные реформы; Кемена доказал бы жителям Брамме, что эта катастрофа не вызвана и не объясняется его ошибками и просчетами — равно как и несколько других нераскрытых дел, — они-де следствие явлений высшего порядка, от него не зависящих. Да и нам с Корцелиусом представлялась отличная возможность блеснуть, отличиться, заработать, так сказать, несуществующую у нас Пулитцеровскую премию[33].

А сотни собравшихся здесь зрителей-зевак, желающих непременно понаблюдать со стороны за «запрещенными играми», которые по-настоящему щекочут нервы, когда пахнет кровью?

Цинизм? Согласен на все сто процентов.

Но, по крайней мере, подсознательно многие из собравшихся рассчитывали стать свидетелями кровопролития, человеческих жертв. События последующих полутора часов покажут, насколько верно я оценил их настроение.

Для родителей оставшихся в классе учеников, для их друзей, знакомых и родственников ситуация была совершенно иной: их боль была искренней, а страх совершенно неподдельным, но они находились в таком меньшинстве, что их можно было не принимать во внимание. А другие-то уже готовы по-своему использовать их страх и боль в своих целях.

Кто-то остроумно сравнил города с бесформенными кучами песка. Человек-песчинка… Что касается Брамме, то я позволю себе усомниться в правомерности такого сравнения. Жители Брамме напоминают мне скорее хорошо обученную армию, воодушевленную общей идеей и целью. И, говоря объективно и сравнивая Брамме с такими городами, как Чикаго, Нью-Йорк или Детройт, скажем со всей определенностью: это отнюдь не погибающий город. Если представить себе город в виде сосуда, то Брамме не разбит, хотя и покрыт многочисленными трещинами. Однако большинство его жителей давным-давно нашли средство для жизни при этих трещинах: они их закрашивают, подновляют сосуд. И что бы ни произошло, Брамме ничего не делается. Сотни поколений смогут еще пить из этого сосуда. Цена роли не играет. Мертвые денег обратно не требуют.

— Он возвращается!

Этим криком был прерван ход моих мыслей. Я и сам слышал уже шум лопастей вертолета. Машина с Корцелиусом приблизилась к зданию гимназии и приземлилась на свободную площадку между спортзалом и церковью Св. Матфея.

Все мы, затаив дыхание, наблюдали за тем, как из кабины вертолета появился Корцелиус, как он быстро зашагал вдоль шеренги полицейских к брустверу из мешков с песком. Кто-то протянул ему мегафон, и он сразу же приступил к делу.

— Берти, алло! — И когда голова Плаггенмейера появилась в проеме окна, продолжил: — Все сходится. Блеквель действительно мертв. Мастерскую разнесло вдребезги. А в его письменном столе нашли прощальное письмо, в котором он признается, что Коринна на его совести… Теперь все ясно. Передать тебе его?

Плаггенмейер промолчал.

— Передать тебе письмо?

— Нет, его передадите не вы.

Почему не Корцелиус? Чего Берти испугался? Что Корцелиус предпримет на свой страх и риск попытку справиться с ним? Да нет, ерунда какая-то…

— А кто же? — крикнул Кемена, который обязан был напомнить о себе согражданам.

— Вы!

Кемена вздрогнул. Но отреагировал неожиданно быстро:

— В Браке летал господин Штоффреген; господин Штоффреген передаст вам письмо с признанием и несколько сделанных «поляроидом» снимков трупа Блеквеля и разрушенной мастерской. А также…

— Признание написано на машинке?

— Нет, от руки! — крикнул Кемена.

— Откуда мне знать, действительно ли это труп Блеквеля? — крикнул в ответ Плаггенмейер.

Снова вмешался Корцелиус.