На западе уже не различитьНи полосы закатного огня,Ни красок, ни прозрачных облаков.Поднимемся на мост, поросший мхом,Посмотрим вниз на блещущий поток,Нам здесь не слышный, ибо он течётПо мягким травам. Что за ночь вокруг!Какой покой! Пусть звёзд неярок свет,Вообразим весенние дожди,Ласкающие землю, — нам тогдаПриятен будет тусклый небосвод.Но тише! Соловей заводит песнь.Всех птиц он «музыкальней и грустней»![4]Всех птиц грустнее? Вымысел пустой! —Ведь грустного в природе вовсе нет.Полночный странник, помнивший своиБылые униженья, иль недуг,Или неразделенную любовь(Во всём он видел собственную скорбь,И даже трели нежные емуО ней повествовали), первым был,Кто грустным это пение назвал.И этот вздор стал повторять поэт,Который только в рифмах знает толк, —Ему полезней было б на леснойПоляне растянуться у ручьяПод солнцем иль в сиянии луны,В плену пейзажей, звуков и стихийДушой забыться и забыть своюИ песнь, и славу! Слава бы егоС бессмертною природою слилась,А песнь его заставила б сильнейЛюбить природу и была б самаЛюбима, как природа! Но, увы,Поэты молодые, как всегда,Весенние проводят вечераНа бале иль в театре, чтоб затемНад жалобами Филомелы вновьС умильным состраданием вздыхать.Мой друг и ты, сестра его! ДаноНам знание иное: в голосахПрироды лишь блаженство и любовьМы слышим. Вот весёлый соловейРасходится, торопится излитьВ прекрасных звуках свой любовный гимн,Как бы тревожась, что для песни ночьАпрельская уж больно коротка,И душу поскорей освободитьОт музыки стремится.Я нашёл Дубраву живописную вблизиЗаброшенного замка: вся онаУже подлеском диким заросла,Дорожки в запустение пришли —На них трава и сорные цветы.Но мне нигде так много соловьевНе попадалось: рядом и вдалиОдин другого в зарослях густыхТо окликал, то пел ему в ответ,И трель журчащую перебивалПоспешный цокот и сливался самС руладой низкой, радующей слух, —Такой гармонией был воздух полн,Что вы, зажмурившись, могли бы ночьПринять за день! Когда освещеныЛуной кусты с росистою листвой,Среди ветвей легко увидеть блескИх ярких глаз, бездонных ярких глаз,Пока живой фонарик светлякаГорит во тьме.Нежнейшая из дев,В гостеприимном домике своёмЖивущая у замка, в поздний час(Она подобна жрице, чьим богамПрирода в роще той подчинена)Скользит по тропам, зная наизустьВсе трели, дожидаясь той поры,Когда луну закроют облака,И мир замрёт в безмолвии, и вновьВ сиянье лунном небо и земляПробудятся, и хор бессонных птицВзорвёт своею песней тишину,Как если б ветер ста воздушных арфКоснулся вдруг! И перед девой тойЗавертится проворный соловейНа ветке, чуть дрожащей на ветру,И в такт своим движеньям запоёт,Раскачиваясь, как хмельной Восторг.Прощай, певец! До вечера прощай!До скорого свидания, друзья!Мы с вами славно время провели.Пора домой, а песня вновь звучит.Я с радостью б остался! Мой малыш,Пытающийся лепетом своимРазнообразным звукам подражать,Сейчас ручонку к уху бы поднёс,Приподнимая пальчик, чтобы мыПрислушались! Пускай же с детства онС природой дружит! Он уже знакомС ночным светилом: как-то не в себеМалыш проснулся (странно, что емуПечальный сон приснился вообще),С ним на руках я вышел в садик наш,Он увидал луну и оборвалРыдания, и засмеялся вдруг,И жёлтый лунный свет в его глазахЗаплаканных плескался! Здесь прервёмРассказ отца. Но если небесаПродлят мой век, пусть вырастет дитяПод эти песни и полюбит ночь,Как радость! Так прощай же, соловей!И вы прощайте, милые друзья!