— Миллионы умрут, — согласился Килти. — Но ты не можешь принять на себя всю вину. — он покачал головой. — Я не должен был бить тебя, это было неправильно.
— Я это заслужил.
— Нет, — сказал Килти со вздохом. — Нет, не заслужил. Ведь это была только ошибка, верно? — Киндан кивнул. — За ошибки не следует наказывать и не нужно осуждать.
— Но я ничего не могу сделать, чтобы это исправить, — возразил Киндан.
— Нет, ты можешь продолжать жить, — поправил его Килти и указал на бесчувственные тела холдеров в койках. — Ты можешь жить и спасти их.
— Нам нужно больше мест, — объявил Бемин, старательно избегая взглядом Киндана. Киндан посмотрел на Кориану, но та тоже не глядела на него.
— Сию минуту, милорд, — сказал Киндан, поклонившись.
Шло время, день превращался в ночь, но Киндан не замечал этого. Он ел, но не чувствовал вкуса пищи, пил, но вода не утоляла его жажды. Однажды он очнулся, обнаружив, что лежит возле кровати; встал, пощупал лоб больного, обнаружил, что тот холодный, и они вместе с Ваксорамом унесли тело и принесли нового пациента.
Ночь стала темнее, затем посветлела от лучей первого утреннего солнца, и Киндан понял, что кроме больных есть и другие люди, не только он сам, Килти, Кориана и лорд Бемин. Но их было немного, самое большее, еще четверо или шестеро.
Смерть была кругом. Кашель наполнял воздух, скрывая стоны и другие звуки боли, когда лихорадящие больные медленно проигрывали свою битву со смертью.
Живые же сражались. Всякий раз, когда энергия Киндана истощалась, Килти, Ваксорам или, как было однажды, Кориана, появлялись и дарили ему короткий кивок или лёгкую улыбку, и Киндан находил в себе силы продолжать.
Волла и Корисс, казалось, присутствовали во всех местах сразу. Эти два файра быстро научились выявлять больных и привлекать внимание, когда это было необходимо. Их присутствие поднимало настроение всем, кроме самых тяжелых больных.
Но к утру и их энергия истощилась, и Киндан строго приказал своему бронзовому файру отдыхать. Волла в ответ дал понять, что Киндан должен сделать то же самое.
— Я не могу, — объяснил Киндан и указал на койки. — Они все нуждаются во мне.
Он оглянулся вокруг и на мгновение испугался, обнаружив, что остался совсем один. Неужели болезнь забрала всех? И он единственный здоровый человеком в комнате, полной безнадёжно больных?
Он заметил чьё-то тело, осевшее на пол, но опиравшееся на кровать. Это был Ваксорам. Киндан потрусил к нему, пытаясь изобразить что-то похожее на бег. Опустившись на колени, он пощупал лоб товарища, и обрадовался, обнаружив, что тот не был ни холодным, как камень, ни горящим от жара.
— Ваксорам, — мягко, но настойчиво сказал Киндан. — Ну, давай же, вставай, а то так и останешься скрюченным.
Ваксорам открыл затуманенные глаза, — Что случилось?
— Ты уснул.
— Прости, — Старший арфист неуверенно поднялся на ноги.
— Тебе нужен отдых, — сказал ему Киндан.
— Мне нельзя останавливаться, — пробормотал Ваксорам в ответ. Его взгляд стал более осмысленным, и он посмотрел на Киндана. — Так же, как и тебе. — он обвёл взглядом Большой Зал. — А где все остальные?
Киндан пожал плечами, — Пойду, поищу на кухне, — сказал он. — Есть хочешь?
— Нет, — мрачно ответил Ваксорам, и Киндан понял, что в таком наводящем тоску месте трудно проголодаться. — Я лучше проведаю больных.
Киндан согласно кивнул.
— Было бы неплохо узнавать их температуру, не касаясь, — проворчал Ваксорам, уходя.
Киндан снова кивнул и побрел на кухню и в прачечную. Задержавшись у выхода, он оглянулся на кровать, где они положили маленькую девочку, кипятившую простыни. С облегчением он увидел, что девочка всё еще там.
На кухне был заварен свежий кла и пахло свежеиспеченным хлебом, что удивило Киндана, так как он не заметил никаких признаков активности. В прачечной он обнаружил, что кто-то разжег костры под кипящей ванной, и несколько простыней уже бесцельно колыхаются в воде. Вспомнив маленькую девочку, он схватил палку и утопил простыни глубже на дно. Затем вышел к веревкам с сохнущим бельём, выбрал самые сухие простыни, быстро сложил их и отнес в Большой зал, где положил на один из огромных столов, которые отодвинули к стене, чтобы освободить место для коек.
Его мысли вновь и вновь возвращались к идее Ваксорама. Существует ли какой-то способ измерения температуры? Конечно! подумал он, вспомнив одно замечание Конара о том, что, казалось, было далеко в прошлом: камень настроения.
Тонкий чешуйчатый кристалл менял цвет с изменением температуры. А где его взять? И как заставить его держаться на лбу людей, особенно когда они мокрые от пота?
— Камень настроения! — крикнул Киндан Ваксораму через весь зал. — И клей!
— Что? — спросил Ваксорам, оторвавшись от пациента, которого обследовал.
— Зачем вам нужен камень настроения? — раздался голос Килти с другого конца зала. Киндан был удивлен и рад слышать голос целителя: теперь он понял, что целитель уходил в поисках больныхи в других частях Холда.
— Мы могли бы использовать камень настроения для измерения температуры, — ответил Киндан.
— Как ты добьёшься, чтобы он держался?