Арфист

Невский здесь словно вымер. Он не похож сам на себя. Надо знать эту никогда не спящую улицу – на ней всегда огни, всегда люди (хоть чуть-чуть, да есть), и, конечно, она всегда звучит. Торжественно, маршево, духовыми или органом, скрипками или виолончелями. А здесь – мертвая тишина.

Я шел, и шаги гулким эхом отдавались по пустой улице. Другие звуки отсутствовали, и всякое движение тоже. Даже воздух не двигался – полный штиль. Небо выглядело не просто по-питерски пасмурным – сумерки без намека на багрянец заката, серые с легкой лиловизной, потому что Изнанка. Я двигался без особой цели, неведомо куда, просто чтобы не стоять на месте. Пользуясь отсутствием машин, прямо по центру проспекта между Екатерининским сквером и Театром комедии, мимо длинных и приземистых торговых рядов Гостинки, мимо башни на Думской… Все архитектурные изыски Питера здесь казались обманками, макетами или посмертными масками, лишенными даже подобия жизни. Справа католический храм Святой Екатерины, впереди – здание «Зингер» и Казанский собор. С каждым шагом мне все более становилось не по себе, будто я шагал по огромному склепу.

Звучание возникло внезапно, словно ниоткуда. Резкое, диссонирующее, режущее уши. Это сзади, не очень далеко, но и не совсем рядом. По пустому молчащему городу звучание разносится дальше. Человек. И паранорм, конечно – другие здесь не звучат. И он дико, невероятно напуган – темно-серая струна заглушала все остальные. Ребушки-воробушки, да ведь это страх смерти! Вполне реальной и осязаемой смерти, которая стремительно настигает. Я не видел и не слышал того, кто (или что?) вызывало такой ужас, но встречаться с ним мне совершенно не хотелось.

Я резко ускорил шаг и переместился на левый тротуар, прижавшись почти к самым домам – на середине улицы меня сквозняком пронизывало очень неприятное ощущение беззащитности. Возле Казанского собора я остановился и оглянулся. Человек, звучащий ужасом, вынырнул с Михайловской. Он бежал во все лопатки, но все же не успел: две гигантские черные членистые лапы буквально пригвоздили его к асфальту, проткнув насквозь. А следом из-за домов стал вылезать невероятных размеров паук, черный, как пещерная тьма.

Ужас, паника. Бежать, спасаться! Ноги сами понесли меня влево, по набережной канала Грибоедова. Вода… Питерские реки и каналы всегда мне помогали. Вода канала едва двигалась, но энергия от нее все равно исходила. Сзади неслась дикая какофония души агонизирующего паранорма. Пока она маскировала мое собственное звучание, но это ненадолго.

Заглушить его? Но как? Никогда еще передо мной не стояло такой задачи. Я бежал, пытаясь не позволить сердцу выпрыгнуть через глотку, и отчаянно пытался сообразить, что делать: невозможно погасить звучание человеческой души, не убив при этом ее обладателя. Мог ли паук слышать струны? Я бы не поставил свою жизнь на отрицательный ответ.

Рядом – место Силы. Банковский мост. Его грифоны – не просто красивые фигуры, на фоне которых всем охота сфотографироваться. Пусть на Изнанке и нет звучания, но Сила места должна оставаться – в едь на Марсовом поле все именно так. Я бежал со всех ног, стараясь только не оступиться на неровных плитах набережной. Впереди показались грифоны, а вместе с их появлением мне в голову пришла идея. Опять свалилась откуда-то извне. Пусть заглушить струны нельзя, но можно замкнуть свое звучание внутри себя, как музыку в наушниках. В месте Силы сделать это будет однозначно проще, как и всякий рискованный эксперимент.

Я добежал как раз в тот момент, когда звучание паранорма умолкло. Добежал и буквально врезался в одну из статуй. Встал на мост, чтобы здоровенная фигура находилась между мной и тварью на Невском, прижал ладони к холодному металлу грифонова бока и сосредоточился на себе. Создать виртуальный кокон, который не пропускал бы наружу то, что излучает моя душа, – задачка нетривиальная. Но мне словно подсказывал невидимый суфлер. Не каждое действие, а общие принципы, а дальше уже я домысливал сам, опираясь на свой десятимесячный опыт арфиста. Проблема в том, что даже если получится, я этого не пойму, поскольку сам себя буду продолжать слышать. Страх подстегивал меня, но не мутил разум, не вгонял в ступор.

Вот. Кажется, все. Теперь оставалось только молиться. Жаль, что я в Бога не верю. Ощущение, что это идет по Невскому, сложно передать словами. Вибрация ужаса исходила от чудовища и касалась самых глубинных уголков моей сути. Я не видел его, поскольку боялся выглянуть из-за статуи, и не слышал звучания. А от этого страх только нарастал. Звучат все. Даже «тихие», пусть едва слышно и невозможно разобрать, но все же. Звучат и полудемоны двоедушники. Молчат во всех смыслах лишь мертвые. Так что же это за тварь?!