— Я понял вас, товарищ Сталин, — Берия взял с журнального столика свою тёмную фетровую шляпу, с которой не расставался в любое время года, и вышел из кабинета.
Вечер опускался на истомлённый жарой город. Эва Перон стояла, облокотившись, на резные перила длинного балкона и смотрела на Майскую площадь, заполненную фланирующими парами. Рождественская неделя ещё не истекла, люди ждали наступление нового десятилетия двадцатого века, перевалившего свой экватор.
Хелен Райт почти неслышно подошла сзади и остановилась возле своей высокопоставленной подруги.
— Кто это? — она кивнула на монумент на площади, в сени сквера, статного мужчину на разгорячённом коне, взметнувшего над собой флаг.
— Это — Мануэль Бельграно, один из наших славных Libertadores[54]
, генерал, создавший нынешний флаг Аргентины, — Эва тихо вздохнула… — Этот человек, как и я, вырос в многодетной семье, их там было двенадцать душ… И, хотя имел вполне серьёзные карьерные перспективы, поскольку его отец был весьма успешным предпринимателем, сменил профессию адвоката на дело борьбы с испанским владычеством в вице-королевстве Рио де Ла Плата[55]…— Он — твой кумир?
— Наверное, в чём-то — да, как и для каждого аргентинца. Самопожертвование, кристальная честность, личное мужество… Это для генерала Бельграно были не пустые слова, как для большинства современных политиканов. О, Боже, сколько же я их насмотрелась в Европе…
Эвита, резко отвернулась от вида площади и опёрлась спиной о перила балкона.
— Вот скажи, Хелен, зачем ты покинула Англию? Только для того, чтобы увидеть эти опостылевшие бесконечные скотофермы и обрюзгшие рожи их владельцев в правительстве? Или тебе действительно не безразлично, как долго ещё сможет моя страна балансировать на краю пропасти?
Хелен даже отступила на шаг от такого неожиданного напора, помотала головой.
— Что ты, Эви… Мне действительно захотелось познакомиться с первой женщиной в мире, достигшей таких успехов в деле управления государством… Ведь даже в Европе ни для кого не секрет, что твой супруг своими победами во многом обязан твоему уму и обаянию…
Эвита горько усмехнулась, в её великолепных карих глазах отразилась глубокая горечь… Хелен вопросительно склонила голову.
— Я что-то сказала не так?
Эвита покачала головой.
— Нет, всё так… Или, сказать точнее, всё выглядит именно так. Моему мужу действительно удалось добиться достаточно длительного периода стабильности в экономике страны. За это время народ приподнял… заметь, я не говорю «поднял», именно приподнял голову, да и то — слегка. И во многом в этом помог глубокий продовольственный кризис в Старом Свете. Нам удалось на ходу вскочить в полуразвалившуюся телегу мировой экономики и скромно притулиться на лавке в сторонке. Пока нас не заметили сильные мира сего.
— Так это же здорово!
— Здорово… Или выглядит так на первый взгляд. Но нужно понимать, что кризис не вечен. Рано или поздно, но Европа встанет на ноги и перестанет нуждаться в нашем мясе. И вот тогда наступят по-настоящему трудные времена. Нам нужно машиностроение, судостроение, необходимо развивать добывающие отрасли… а времени до обидного мало. А если говорить честно, то его практически не осталось…
Хелен подошла к Эвите вплотную, положила ей руки на плечи. Всмотрелась в глаза, которые та попыталась спрятать.
— Та-а-ак… Это что-то новенькое…Мы стали скрытными… И в чём причина?
Эвита мягко убрала с плеч руки девушки, усмехнулась каким-то своим мыслям, отошла от балконных перил и бросила взгляд через плечо на площадь Мая, уже освещённую первыми фонарями.
— Дело в том, дорогая, что скоро президентские выборы.
— Да, я в курсе…
— И у моего мужа есть все шансы их проиграть.
Она резко вскинула голову и направилась в комнату. Уже в своём кабинете, усевшись за громадный стол, заваленный кучей бумаг — прошениями, письмами, резолюциями — она устало произнесла:
— У Хуана сильные противники, которые готовы бросить все свои деньги на то, чтобы свалить его. Да им ещё и приплатят из-за границы. Аргентина сегодня — слишком лакомый кусок, чтобы оставить его кому-то ещё, кроме себя, любимых… Так думают богатые латифундисты, промышленники, скотоводы, банкиры. В общем, все, кто по тем или иным причинам возвёл себя в ранг обделённых нынешней властью и мнит себя очередным «спасителем» отечество. Вроде вон того Бельграно, что стоит монументом под моим балконом. Только в отличие от легендарного генерала, они ни на йоту не заботятся о реальном состоянии дел в моей стране и готовы пустить сюда капитал разных проходимцев из-за океана. А я… А у меня…
— Что?
— У меня может просто не хватить сил на то, чтобы поддержать Хуана в этой его вечной борьбе… Просто не хватить сил…