Аргентинский архив №1

— Ясно. — Уолш пожевал губами, помолчал. Глубоко вздохнул, огляделся по сторонам, взгляд его на секунду скользнул по спортивной фигуре в стороне. — А когда прибывает комиссия из Вашингтона?

Баркли тихо рассмеялся.

— Да кто ж их, наших начальников знает? Они там живут в каком-то своём мире, оперируют сводками, донесениями из разных концов света, им там виднее… Чем нам тут, на месте. Всё делается, как всегда, в обстановке глобальной секретности. Мне, естественно, сообщат, но, разве что, за день, за два. Одно могу сказать точно: навряд ли это случится раньше, чем через неделю. Пока на аэродроме работают безопасники посольства, а они почти все в моей зоне ответственности. Хотя и не в прямом подчинении. Как только они что-то накопают, я немедленно вам сообщу. Да, кстати, старина, не подскажете ли: остались у вас ещё такие фото или негативы? Или всё сгорело вместе с этим злосчастным самолётом?

— А с какой целью интересуетесь? — смешно наклонил голову Уолш. Баркли развёл руками:

— Не волнуйтесь, у меня нет второго самолёта, так что в ближайшее время новый фейерверк нам не грозит… Так да или нет?

Уолш глубоко вздохнул.

— Ведь вы же не поверите, если я скажу, что — нет… Умножая знания, умножаешь скорби, как говорится в Библии…

Баркли улыбнулся: он уже знал ответ. Но вслух произнёс:

— Я помню, что когда-то говорил Сервантес про «…все яйца в одной корзине». Как я понимаю, мне теперь стоит поискать альтернативный канал доставки посылки?

— Вы всегда всё правильно понимаете, мой друг, — кивнул Редрик, поднимаясь. Он приподнял шляпу. — Честь имею. Если будут новости, сообщите мне обычным способом. Теперь нам нет смысла особенно шифроваться. Это только вызовет дополнительные вопросы у ваших коллег. Всего наилучшего!

Подхватив поудобнее трость, Уолш направился к выходу из парка. Баркли отметил, что «спортсмен», заметив это, пружинисто поднялся и двинулся следом по параллельной аллее. Советник посольства усмехнулся: спутника Уолша он просчитал правильно.

Поднявшись со скамейки и одёрнув костюм, Баркли фланирующей походкой отправился в посольство, где его ждали насущные дела. И не заметил, как следом скользнул неприметный человечек, сидевший до этого на скамейке, где привычно резались в шахматы несколько пожилых аргентинцев в окружении экзальтированных болельщиков из числа их знакомых и друзей.

Уже на выходе из парка американец на секунду сбавил шаг: развязался шнурок, и Джозеф собрался поправить дело, когда человечек на мгновение прижался к нему, а затем скользящим движением прянул в кусты.

Страшная боль пронзила бок Баркли, он схватился за него руками, успел ещё почувствовать на ладонях нечто мокрое и тёплое, когда перед глазами померк предновогодний полдень, и его тело с навахой[56] между рёбер сползло на тёплую брусчатку парковой дорожки. Стекленеющие глаза отразили бездонное облачное небо, и он едва расслышал истошный крик случайного прохожего зеваки:

— Полиция, полиция! Здесь человека убили!

«Убили? Кого опять убили?» — успел удивиться его мозг, прежде чем погрузился во всепоглощающую пелену небытия.

Алан Коуэн вышел из здания дипмиссии уже за полдень. Он собирался заняться своими делами гораздо раньше, но эти типы из службы безопасности посольства три часа мурыжили его своими вопросами по делу, а всё больше — по крайней мере, по мнению самого Алана — безо всякой на то причины.

Нет, сам-то он прекрасно понимал, что грешен, причём настолько, что прознай про это безопасность, его бы не просто вытолкали с дипломатической службы взашей, но ещё и упекли бы в тюрьму где-нибудь в Оклахоме или ещё подалее. Но все те вопросы, что задавали ему сегодня, его нисколько не трогали. Ибо он не чувствовал за собой ни малейшей вины в гибели этого дурацкого самолёта. Другое дело — контрабанда, которой он на досуге здесь промышлял…

Алан прошёл до угла и, завернув, уставился на тумбу с афишей какого-то варьете. Так учили его местные друзья. Убедившись, что за ним никто не следует, Коуэн продолжил путь.

Конечно, взрыв самолёта перебудоражил город. В посольстве шли постоянные допросы и расспросы, полиция не вылезала из приёмной, сновали курьеры туда-сюда. Вашингтон слал депешу за депешей, даже грозил какой-то там комиссией с особыми полномочиями. Мистер Баркли с утра был не в себе, а потом куда-то вообще исчез…

Алан прошёл пару кварталов, ещё раз глянул в отражающее юное солнце стекло ближайшей витрины и со спокойным сердцем вошёл в маленькое кафе. Здесь стары седой немец подавал прекрасные сэндвичи из мелко порубленной свинины с луком под крепчайшее чёрное бочковое пиво.

Усевшись за привычный столик у окна, Коуэн махнул рукой степенно перетирающему бокалы за стойкой Гюнтеру и, положив перед собой утреннюю газету, принялся её изучать. Не прошло и минуты, как перед ним уже стояло блюдо с сэндвичем и запотевший бокал пива. Радушно улыбнувшись, Гюнтер махнул ему полотенцем и отошёл к стойке.