Аргентинский архив №1

— Им, я думаю, тоже, — вставил свои пять копеек исполненный иронией по причине похмелья Иван. Он прикладывал к горячему лбу мокрую тряпку. Пытался было найти в аптеке поблизости какие-нибудь болеутоляющие средства, но поход туда закончился полным фиаско: аптекари все, как один, по-видимому, тоже страдали от последствий праздника и свои заведения сегодня не открывали. Пришлось довольствоваться народными методами: тряпкой на лоб и крепким чаем. Кофе не лез в организм, а традиционного русского средства — огуречного рассола — по вполне себе естественным причинам у соседей не оказалось.

Котов покопался в кармане и выудил оттуда маленькую жестяную коробочку-таблетницу и извлёк из неё аспирин.

— Держи, болезный, — сочувственно бросил он и налил Ивану воды из пузатого графина. Не веря в своё счастье, Скиф заглотнул таблетку, не разжёвывая и приник к стакану. Посидев некоторое время в ожидании чуда, он наконец расплылся в широкой улыбке.

— Сеньор Ортега, вы — самый лучший в мире лекарь, прям Айболит какой-то…

Андрей понимающе хмыкнул, он-то уже успел малость отойти от вчерашней гулянки. Котов покачал головой.

— Сомнительный комплимент…

— Почему? — поднял брови Скиф. Котов мстительно бросил:

— Хотя бы потому, что тот славный доктор, про которого вы только что упоминали, был, если мне не изменяет память, ветеринаром…

Теперь уже хохотали все трое. Но тревога, повисшая в комнате после заявления Котова, не проходила. Иван и Андрей устроились за столом и, наблюдая, как Котов принялся уписывать остатки вчерашнего угощения, стали ждать продолжения.

Оно последовало только через четверть часа. Отложив столовые приборы и аккуратно промокнув губы салфеткой, сеньор Ортега поправил усы и негромко произнёс:

— Пока вы тут отдыхали от вчерашней гулянки, я, сугубо по просьбе товарища, — он кивнул в сторону Ивана, — проводил его даму до дому. Уже на пороге её квартиры её перехватил посыльный от сеньоры Перон. А поскольку я ещё не успел откланяться, то вызвался её проводить. Возле Розового Дворца я увидел десятки автомобилей с номерами американского посольства, различных информационных агентств, газет и радиоканалов. На мой резонный вопрос, к чему такая сходка, одна из акул пера любезно сообщила, что накануне произошло двойное убийство американских дипломатов, и теперь Аргентина готовится к тому, что Америка объявит ей войну или, по крайней мере, разорвёт с ней дипломатические отношения. Дальше вашу, юноша, Хелен у меня забрали какие-то господа, близкие Эвите Перон, как я понимаю, и мне пришлось откланяться. Следовательно, теперь ваш выход, сеньор Вальдес… По-видимому, ситуацию не собираются предавать широкой огласке, иначе уже все вечерние выпуски газет были бы нашпигованы этой новостью.

— Вам что-то не нравится? — поинтересовался осторожно Скиф-Вальдес. Котов кивнул.

— Точно так. Мне не нравится, что с вашим появлением здесь совпадает череда жестоких убийств, совершенно не свойственных преступному миру этой относительно благополучной в отношении асоциальных элементов стране. А теперь ещё и гибель американских дипломатов…

— Они поднимут теперь всю полицию, станут чистить иммигрантов, приезжих и просто тех, кто каким-либо случайным словом или действием вызовет их подозрение, — буркнул Андрей. Котов-Ортега кивнул.

— Да, и это до предела усложнит нам задачу. Фильтровать станут каждого вновь прибывшего, проверять с особой тщательностью приезжих из Европы. В общем, нам придётся как-то пересидеть это смутное время.

Иван и Андрей переглянулись. Они только настроились на активную деятельность, прибытие Котова взбодрило, наполнило смыслом их пребывание в этой стране. И вот такой облом в самом начале операции.

— Но может статься, что всё спустят на тормозах. Будем посмотреть, как говорят в Одессе, — Котов встал, прихватил со стола шляпу, напялил её на затылок и шагнул к двери:

— Пойду, пройдусь по набережной. Послушаю, о чём шумят народные витии, так сказать. Буду через пару часов. Из квартиры не выходить, всех впускать, никого не выпускать. Временно переходим на осадное положение.

И он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Что это было? — в голосе Уолша было столько льда, что, несмотря на стоящую на улице новогоднюю жару, у его собеседников готовы были вот-вот замёрзнуть сопли. Герр Бонненкамп и мистер Розенблюм сидели напротив него на широком диване гостиной и внимали каждому слову шефа. Впервые за всё время операции в Аргентине Уолш почувствовал, что оба «прикомандированных» готовы повиноваться ему беспрекословно и полностью.

— Как так могло случиться, что все наши официальные контакты с Конторой утеряны безвозвратно, перерублены самым нещадным образом? — он ходил по залу в банном халате, так как только что принял ванну. Теперь ему приходилось «мылить шеи» своим нерадивым подчинённым. — Кто столь нагло и безнаказанно действует у нас под носом, пренебрегая не только своими жизнями и положением, но и возможными международными осложнениями для страны пребывания?