Аргиш

Затрясла Вадима за плечо, зашептала: «Вадим, миленький, поползли. Скорее! Ну! Давай, давай! Ползи, пожалуйста. За мной. Только не вставай, не беги!»

Оглянулась напоследок. Николай так и лежал, скрючившись возле палатки, не шевелился.

Пуля в живот – это больно. Это запредельно больно. Больно так, что уже и боли, кажется, не чувствуешь.

Только ползти.

Кружится и тошнит. А блевануть не получается, одни позывы.

Полз, пока не упёрся в ствол той сосны – тоненький, шершавый – прижался щекой. А щека – огромная, горячая, толстая, словно кусок распаренного мяса. Каждую чешуйку коры чувствую, и пахнет – деревом пахнет, смолой, солнцем.

Пытался беломошник под куртку к ране напихать – елозил руками, скрёб, рвал. Не помню, смог ли…

Ни о чём не думал. Ни о ребятах, ни о сыне, ни о том, что надо обратно к реке выползать. Только сосну эту чувствовал. Запахом дерева дышал. Потом темнота.

Умер он через час, не приходя в сознание, прижавшись к стволу тонкой сосенки. Ласка успела отгрызть у него верхнюю губу, но боли он уже не чувствовал.

Речка тихая, спокойная. Течение – еле-еле… Лилии, кувшинки жёлтые, камыш вдоль берега. Лежишь на дне лодки, на небо смотришь, на облака. Ветви ивы нависают низко – шуршит вода под днищем – проплываешь медленно под ними, мимо…

Вера и сама не понимала, как им удалось вырваться. Её действия не поддавались логике – знала, что поступает неправильно, но ничего с собой поделать не могла – будь что будет.

Вместо того, чтобы отползать к лесу, где можно укрыться среди деревьев, они поползли почти на виду, по открытому прогалу, в сторону реки. А потом просто побежали вдоль берега. Не спеша, словно на обычной пробежке. И побежали не вниз, а вверх по течению.

Может, эта нелогичность действий и спасла их?

Вскоре лес поредел. Кустарник и редкие невысокие деревья. По берегу – тут и там навороченные каменные обломки. Уже не бежали, пробирались, перелезали через них.

Река здесь делала поворот. Поток с шумом, в ошмётках белой пены, вырывался на свободу, ободравшись о вздымающийся вверх каменный бок скалы.

И они полезли – вверх и вверх. На карачках, цепляясь за спутанные ветви чапыжника, хватаясь за облепленные мхом камни. Нужно было наверх! Добраться, перевалить, и тогда они скроются из вида для тех, кто внизу, кто ищет их, преследует, хочет зачем-то убить.

Доползли. Перевалили.

Открылась долина.

Река брошенным на землю серпом разрезала её. Несущаяся внизу вода отливала сталью. По берегу реки – неопрятное, вытянутое к горизонту пятно леса, из которого они только что вырвались. И тундра – без конца и края, разлившаяся во все стороны пологими холмами, словно волны громадные застыли, – серая, безразличная. Только на противоположном берегу, вдалеке, пятнышко – чёрное на сером – озеро.

Вера уже знала, куда идти.

Ещё в самом начале, когда они с дедом только пришли сюда, она обошла окрестности. Реку хотелось увидеть сверху, почувствовать, какая она, куда течёт, что там за поворотом?

Расщелина, к которой они пришли, полого начиналась на самом верху обрыва, стремительно сбегала вниз, огибая вылизанный дождями останец, который преграждал ей путь, и обрушивалась камнепадом, образуя на берегу осыпь из навороченных обломков.

Спустились вниз. Под нависающим углом останца – небольшая площадка. Теперь заметить их можно было только с берега, да и то – с противоположного. С остальных сторон прикрывала скала.

– Вот! – сказала Вера и устало опустилась на землю.

Вадим молча разглядывал нависающий над головой камень, трогал рукой.

– Садись.

Вадим присел рядом.

– Вера, это когда-нибудь закончится? Его ведь тоже застрелили?

– Да.

Про себя подумала: может, и не насмерть, может, только ранен. Но от них уже ничего не зависит. Не смогут они ему помочь.

– Вы с верховья шли? С озёр? – произнесла задумчиво, не ждала ответа. – Мы с дедой там были… Помнишь это место? Мёртвое. Камень и вода на камнях разлита. Тучи чёрные. Цепляются брюхом. Туман и дождь. Нет рыбы, нет зверя, нет птицы. Деда говорил, чёрное место.

Замолчала.

– Ты к чему это? – спросил Вадим.

Вера тяжело вздохнула.

– Эта река Светлой называется. Она из чёрного места вытекает. Потом светлой становится. Живой она становится. Потому и Светлая – деда объяснял.

– И что?

– Может, она не до конца ещё живой стала? Ну… мёртвая ещё. Поэтому всё так…

– Может… – задумчиво произнёс Вадим. – Только нам от этого не легче. Что делать будем?

– Ничего! – с вызовом произнесла. – Ждать. С этого места не уйдём. День, два, три – выдержим. Пускай ищут. Собак у них нет – лая не слышали. И ещё… Они будут думать – мы по реке вниз пойдём. Там ждать будут. А мы не пойдём, мы здесь останемся. Пускай они уходят.

– А дальше?