Аргиш

Не спешили. Шли как шли. Навалилось ощущение безысходной тревоги. Ничего не закончилось. Этот кошмар продолжается. Затопленная лодка – только тому подтверждение. Что в ней? Почему здесь? И не было надежды на хорошее… Только тревога и предчувствие беды.

Вышли на берег возле поваленной берёзы.

Вадим стягивал сапоги, собираясь лезть в воду.

– Сейчас я её достану, подожди, Коль!

Колька не слушал. Скинул энцефалитку, майку.

Вадим так и остался сидеть на берегу со снятым сапогом в руках.

Колька вошёл по пояс в воду, ухватил баллон, вытянул на себя, но подвести к берегу не смог – мешали толстые ветви поваленной берёзы.

Крикнул, не оборачиваясь: «На берег не вытяну! Попробую обплыть эту корягу».

Пятился спиной против потока, тащил за собой оранжевый баллон. Бурлила вода, не давала…

Оттянул, зашёл глубже и пустил лодку по течению – сам за баллон держится.

Пронесло, подминая верхушку берёзы. Встал на ноги. Тащит медленно к берегу.

Вадим подбежал. Вдвоём выволокли.

Вера одежду Кольке протягивает – тот и не смотрит.

Лодка баллоном надутым – на камнях, а другой – сдутый – по воде полощется, и дырища в нём – клок рвано выдран в две ладони величиной.

Нагнулся Вадим. Зашарил рукой в складках между надутым баллоном и днищем лодки – вытащил спиннинг. Виталин…

– Вот и не надо никуда плыть, – произнёс Колька. – Его тоже…

– Одевайтесь. В лес уходить надо, – поторопила Вера.

– А лодка? – спросил Вадим.

– Давайте отпихнём. Чем дальше её унесёт, тем лучше.

– Может, тогда баллон сдуем? Пусть тонет.

– Сдувай!

Вадим оттащил лодку на глубину, открыл воздушный клапан – вырвался с шипом воздух. Отпихнул от берега.

– Скорее! – торопила Вера.

Колька, дрожа всем телом, одевался.

Быстро темнело. Урчал поток, путаясь в ветвях поваленной берёзы.

– Сейчас… – сказал Вадим. – Я только ещё раз гляну…

Стоял, пытаясь что-то рассмотреть в переплетении веток, шевелящихся в тёмной воде.

Со спины подошёл Колька.

– Не смотри… Нет там ничего. Я, когда лодку тащил, тоже об этом подумал. Нет его здесь.

В лесу, под деревьями, было темно. Они уходили все дальше и дальше от реки. Вела Вера.

Наконец остановилась.

На краю крохотной полянки – ель невысокая, но разлапистая.

Присела Вера на корточки, лапы еловые перебирает, ощупывает, словно ищет что…

– Вадим! Обломай эти ветки. Вот здесь, у ствола. Николай, лапник нужно. Много. Нет, нет! Эту не трогайте. Другую. Не отходите далеко. Заблудитесь. Кричать нельзя.

– Костёр бы разжечь… – с тоской проговорил Вадим.

– Ни спичек, ни зажигалки, – отозвался Колька.

– Нельзя! – подытожила Вера.

Колька, обдирая руки и матерясь, с остервенением ломал лапник. Вдруг поймал себя на мысли, что упускает нить происходящего. Командует девчонка-ненка, а он бездумно подчиняется. Это он-то! Который всегда сам принимает решения и, если считает нужным, идёт напролом, против всех. Странно. Хотя… Лес – она тут дома. И устал очень. Поспать бы… И закурить! Никотинное голодание. Сигареты в палатке остались. Закрыл на секунду глаза, представил, как вдыхает горько-горячий дым. Тоска без курева!

Сгрёб лапник в охапку, прижал к животу, потащил в темноту, к ёлке, где на коленях ползала Вера.

Она выломала две рогатки и подсунула под нависающие лапы ели, приподнимая их. Получилось подобие шалаша. На земле расстелила лапник, который приволок Колька. Копошилась. Мужчины сидели молча рядом, ждали, когда закончит.

– Всё! Можно ложиться.

– Какой ложиться, Вера! Давай поговорим. Должны же мы понять, что происходит? Что дальше будем делать? – несмотря на усталость, Колька начал злиться. Детский сад какой-то. В них стреляют, а они шалаши под деревьями строят и спать преспокойно укладываются.

– Хорошо. И поедим. Мясо есть!

Вадим не реагировал уже ни на что. От усталости хотелось плакать. Хотелось повалиться на бок, свернуться калачиком и не шевелиться. Пускай они говорят, решают… Он просто полежит чуть-чуть. Сознание раздваивалось – словно видел себя со стороны. В сумерках, под едва различимыми нависающими ветвями, сидят трое, по очереди рвут зубами кусок вяленой оленины и передают следующему.

– Ладно… – Колька ожесточённо расчёсывал щёку. – Только давайте не будем всё валить в одну кучу. Три основных вопроса: Кто? За что? И что нам делать дальше? Вера, ты что-то про чужих и своих говорила… Что скажешь?

Вера сидела на корточках напротив Николая – бесформенное тёмное пятно, лица не видно.

– Кто – не знаю. Река пустая. Наши – ненцы – иногда заходят, но редко. Местные, с низовья, так высоко не поднимаются. Зачем нашим стрелять? Рыбнадзор? Он на вертолёте. Хитники? Ну… те, которые камни ищут. Ещё? Зэки? Беглые – эти могут… Только…

Замолчала.

– Ну? – поторопил её Колька.

– Я, когда в интернате была… Много про зэков говорили. Север. Лагеря, «химия». Бичи ещё… Если побег, они к железке идут. Ну… к железной дороге. Чтобы уехать. Сюда зачем?

– А эти… собиратели камней? – спросил Вадим. – Что за люди?

– Не знаю. Я их не видала. Старшие говорят, за агатами ходят.