Аргиш

– Затопила. Подбрасывай сколько надо. Только не угорите. Кастрюля под телогрейкой.

– Спасибо! – ответила Вера.

Это была баня!

Предбанник и парилка. Маленькая. Вдвоём – ещё ничего… а втроём уже тесно.

Со скрипом закрылась дверь. Вадим тяжело опустился на лавку. Рядом, с ровным весёлым гулом, металось пламя в железной печке – щель, там, где заслонка, полыхала красным. Пахло теплом и сухим деревом. Стены и крыша над головой. А главное, не нужно было никуда больше идти!

– Раздевайся, Вадим. Всё снимай. Тепло! Сейчас есть будем.

Сидя на полу, старалась стянуть с ног сапоги – не хотели, не снимались.

– Не получается! – произнесла жалобно. – Ноги опухли.

Посмотрела на Вадима и улыбнулась.

– Эй! Что застыл? Всё закончилось. Мы пришли! Поедим и будем спать, спать, спать! Тепло будет, сухо.

Вскинула руки вверх, потянулась и сдёрнула цветастый платок с головы.

В парилке на полу постелен старый матрац, несколько телогреек, одеяло зелёного цвета. На полке Вера расстелила их одеяло – страшное, всё в прожжённых пятнах – там теплее, пусть сушится.

Развернула телогрейку, достала кастрюлю, прикрытую крышкой, поставила перед ним.

Вадим сидел на матрасе в одних трусах, неудобно поджав под себя ноги.

Лохматый, клочковатая щетина по щекам, подбородку, шее, глаза запали, провалились куда-то внутрь. Плоский и худой, со смазанными грязевыми разводами по плечам и груди. Вера – напротив, на коленях, в трусах и серой от грязи майке. Кастрюля между ними.

Открыла крышку. Картошка! Варёная. Пар из кастрюли. Запах!

Кромсает ложкой, мнёт куски. Кастрюля наполовину водой заполнена, в которой картошка варилась, – размешивает. Что-то наподобие пюре у неё получается – жиденькое.

– Нельзя много, Вадим, – приговаривает. – Надо чуть-чуть… Потом ещё есть будем. Не жадничай. Живот заболит – намучаемся.

Они спали, как звери, – вместе, но стараясь не прикасаться друг к другу – вертелись, закутывались в тряпьё и отбрасывали его, отпихивали ногами, когда становилось жарко, что-то бормотали во сне, сворачивались калачиком и со стонами раскидывались во всю длину. Однажды, вырвавшись на какое-то мгновение из сна, Вадим услышал, что Вера скулит – жалобно и тонко – но сил разбудить её не было – провалился обратно.

Вадим проспал больше суток.

Вера спала урывками. Надо было следить за печкой, чтобы не угореть. Разбивать кочергой угли, подкладывать дрова. Ходить в дом за едой. Будить Вадима. Кормить его.

Тот, казалось, до конца так и не просыпался, не понимал, где он и что происходит. Садился, брал ложку, молча хлебал жидкое варево. Взгляд был мутным, безразличным. Успевала задрать ему майку и намазать вонючей мазью, что дала хозяйка, болячки на спине. Поев, валился обратно на тряпки и тут же засыпал. Ни о чём не спрашивал. Начала уже волноваться – всё ли с ним в порядке, не повредился ли головой?

Пришёл в себя на следующий день, к вечеру.

Вера только что выстирала его одежду и раскладывала на полке, чтобы скорее высохла.

Лежал и ожесточённо чесался.

– Ну наконец-то! Выспался?

– Ага. Только есть очень хочется!

– Подожди. Одень что-нибудь. Иди в предбанник, там посиди. Баню топить буду. Сначала вымоемся, потом поедим.

Сидел на крыльце. Темно. Сыростью ночной пахнет, травой. А стоит шаг назад сделать – и ты уже в тепле. Даже не верится.

Спокойно посидеть не дала. Сунула в руки ведро, велела носить воду из реки.

Стоя в дверном проёме, смотрела, как он идёт. Улыбалась. В трусах, в широких болотных сапогах – ноги худые, белые, в короткой телогрейке, наброшенной на голое тело, он выглядел смешно и нелепо. Но был таким родным.

Баня получилась слабовата – не дождались… Не это главное.

Горячая вода! Отмыться. Тереть себя, скрести кожу ногтями, выдавливая, выцарапывая из пор грязь. Плескать на себя воду, поднимать над головой и опрокидывать таз с горячей водой!

Сидели голые и чистые, на полке, рядышком, и лучились счастьем.

Внизу – всё залито – лужи. Наплевать! Высохнет.

Вера сходила в дом, принесла кастрюлю с горячим варевом, загадочно улыбаясь, вытащила из кармана телогрейки майонезную баночку с прозрачной жидкостью – спирт разбавленный – хозяин угостил.

Это был праздник!

Жаль только, что одежда Вадима не успела высохнуть, так и сидел голым.

Зато суп из утки – мяса больше, чем картошки! Хлеб! Наконец-то хлеб. Чёрствый, но такой пахучий, вкусный. Правда, в хлебе Вера ограничила – по куску, и всё. Рюмок, жаль, не было. Спирт плескался на донышках алюминиевых кружек. И всё равно, было здорово сидеть чистыми и сытыми, да ещё и в тепле.

– Вера, а что дальше? – наконец-то спросил Вадим.

– Они вертолёт ждут. Должен прилететь со дня на день. Продукты им завезут, ну… и дела какие-то у них. Поговорят. Может, лётчики нас захватят, отвезут подальше отсюда.

– Ага. А вообще, в глобальном смысле?

– Нам надо до Пинеги добраться. Оттуда рейсы на Архангельск. Я тебя отправлю, а сама останусь.

– Давай вместе! Меня в Москве ничего не держит. Поживём где-нибудь на отшибе, сориентируемся… и на наш остров!

– Не могу. Говорила же… Надо нашим сообщить, что случилось. Про схрон рассказать.