К ночи, пропахнув канифолью до последней нитки, я наконец спаял дымовую бомбу. Спрятав ее в неприметный портфель, я вышел во двор, чтобы немного размяться. Монастырь уже спал. Только в окошках нескольких келий горели огоньки: кто-то все еще взывал к небесам. Я пошел дальше, минуя оборонительные казармы, превращенные в монастырский гараж, остовы ракетных установок и дальномерного поста. Наверху тихо и сердито гудел двигатель монастырского розьера. Воздушный шар световеров, заполненный водородом и горячим воздухом, тяжело кружил над городом, святя землю лучом своего прожектора.
Скрипнула дверь монастырской оранжереи. Маша вышла на порог. При виде меня тяжелую усталость на ее лице вдруг сменила улыбка.
– Виктор, рада вас видеть. Снова гуляете по ночам?
– Нужно чуть освежиться. Хотя признаться, у вас тут в Оболоцке воздух даже излишне свежий. Порой начинает болеть голова с непривычки.
Маша хмыкнула.
– Уже скучаете по своему Петрополису?
– Конечно. Разве можно по нему не скучать?
– Как же так? Я же читала про Петрополис. И в книгах, и в газетах. У вас же черно всегда от дыма едкого.
Я пожал плечами.
– А респираторы и защитные очки для чего? Нормально, мы к этому привычные все. Да и не совсем чтобы всегда у нас дым. Его же иногда ветер уносит. А вы знаете, Маша, какая красота тогда открывается? Какая архитектура, какие соборы, там же сказка в камне. Да и опять же жизнь у нас кипит. Выставки картин постоянно, театры все самые лучшие, вечера музыкальные.
Она посмотрела на меня с нескрываемым любопытством.
– Но дядя говорит, что ни в одном городе не творится большего порока, блуда и греховных страстей, чем у вас.
– А наш город тем и прекрасен, что каждый в нем может найти то, что ему нужно. Кто-то пороки, а кто-то, наоборот, – веру. Кто-то страсти, а кто-то – тихое спокойствие.
– А вы? Что нашли там вы?
Вопрос был неожиданным, и я помедлил.
– Интересную жизнь, наверно. Вот что я в нем нашел. Хотя иногда ее интересность бывает через край. – Я рефлекторно притронулся к занывшим на холодном ветру ребрам.
– Болят? Это после того как вам их Кошкин сломал? – Маша участливо подошла ближе.
– И это вы знаете?
– Конечно. Об этом в «Северном вестнике» писали. Я каждый номер его читаю.
– И как Лазуриил относится к тому, что вы читаете газеты из нашего грешного города?
– А он сам мне их дает, чтоб я знала, какое зло там творится. Только…
– Только что?
– Только вы правы. Там зла много, но жизнь интересная.
Взгляд девушки унесся куда-то вдаль, и на лице появилась легкая улыбка. Однако затем Маша вздохнула, грустно оглядывая монастырские стены. Покачав головой, она оглянулась на дверь за спиной.
– Послушайте, Виктор… Пойдемте со мной.
Повинуясь девушке, я вошел в монастырскую оранжерею. Маша щелкнула выключателем, и стены из толстого стекла заполнил мягкий свет. Нас окружил одуряюще пахнущий лес лекарственных растений. Цвели травы, потревоженно перелетали между ветками крупные, с кулак, жуки-грозочи.
На миг я даже замер от всей этой картины. Последний раз я видел такое буйство зелени в Рафаиловом саду, но там все было столь ухоженно и распланировано, что скорее напоминало дорогую театральную декорацию. Здесь же я впервые за долгое время видел вблизи настоящую живую природу.
– Виктор, я иногда думаю, что райский сад, наверное, должен был быть таким. – Маша улыбнулась, чисто и светло. – Я стараюсь бывать здесь почаще. Знаете, я не люблю Оболоцк. Совсем не люблю. А здесь так хорошо.
Маша провела меня вдоль рядов растений.
– Знаете… Я сегодня весь день думала о вас. И я решила, что должна вам кое-что дать. Вот, возьмите. Я сама выращивала его. Из семечки. – Она взяла горшочек с зеленым кустом, усыпанным нарядными белыми цветами. – Это мирт; говорят, его веточку Адам взял, когда его изгнали из райского сада. Чтобы она напоминала ему о нем. Возьмите. Это мой подарок. Когда вернетесь в свой дымный Город-зверь Петрополис, пусть напоминает вам о наших местах.
– Спасибо. Обязательно будет. А пока я поставлю его в спальне. Я очень люблю, как пахнет мирт.
Маша улыбнулась немного грустно.
– Берегите себя, Виктор. Берегите себя.
10001
– Итак, Мария дала вам растение, – прокомментировала Ариадна.
Она стояла в моей спальне, прямо у окна, все еще наблюдая за оранжереей, которую я недавно покинул. Свет там уже погас. – У вас не складывается ощущения, что она заинтересована в осуществлении с вами репродуктивных функций?
– Что? Господи, Ариадна, ты как ляпнешь…
– Ну и отлично. Вам ведь нельзя отвлекаться от расследования.
Ариадна подошла к горшку с миртом и с интересом его осмотрела. Чуть тронула листья. Провела рукой по цветам. Затем бронзовые пальцы сомкнулись на одной из веточек, и та с треском сломалась.
– Какая я неловкая. – Ариадна растерла белые цветы в своих пальцах. – Крайне некрасивое растение, кстати.
Загородив мирт от Ариадны, я с интересом поглядел на нее.
– Ты что, ревнуешь?
– Я? Вас? Виктор, у меня и блока-то такого нет в вычислительной машине. Тем более и так ясно, что у вас с Марией ничего не будет при всем ее желании.
– Это еще почему?