Надрывался оркестр, гремели за сценой железные листы, изображая гром. Взяв чертопса, дворник выплыл на лодке прямо на середину реки Обь. Маневрируя среди ледяных торосов, отбиваясь веслом от чудовищных речных обитателей, он наконец вытащил веревку и обвязал ее вокруг обрезков чугунных рельс. Потом повесил петлю на шею чертопса. Всплеск, крик публики, и пес исчез где-то за сценой.
Освещение поменялось, небо погасло, и дворника в лодке охватила тьма, но вот вновь зажглись газовые прожекторы, бьющие на театральную сцену. Из реки Оби восстало гигантское стоглавое речное божество. Из его пастей вырывалась вода, мириады глаз сочились кровью и ихором. Вой северного божества дал понять, что оно приняло жертву дворника. Свет налился краснотой, и мы увидели, как обитатели усадьбы-крепости, точно погруженные в транс, идут по воле бога прямо в холодные воды реки Обь. Вода скрыла их с головой, и вот, когда последней утонула барыня, дворник наконец облегченно вздохнул и уплыл прочь. Речного бога скрыла пучина.
– Ариадна, вот теперь пора, – тихо прошептал я.
Уже начался эпилог, происходящий в загробном мире, и все внимание зрителей и охраны было приковано к ослепительным вспышкам прожекторов и рокоту сибирских богов.
Мы быстро прошли через сад, к боковой двери особняка. Шум со сцены заглушил работу Ариадны, выломавшей замок. Включив потайной фонарик, мы вошли во тьму. Вереница богато обставленных комнат. Выбрав ту, что дальше всего от входа, я установил чемодан с дымовой бомбой на стол, собираясь запустить механизм.
Щелчок взводимых курков.
– Ох, еле вас нашел. – Появившийся за нашими спинами Змейковский держал в руках короткую трехстволку. Слуга Аиды, весь растрепанный, выглядел изрядно уставшим. – Что за день, шамана им играй, слугу им играй, за вами тут еще по темноте бегай. Да стойте вы на месте. Шаг вперед – стреляю. И руки от чемоданчика – я артист, человек нервный, пальну еще случайно.
Спектакль за окном закончился. В доме, как и в саду, стал медленно зажигаться свет. Я лихорадочно соображал, что делать. В крайнем случае, народ в саду был, а значит, стрельбы прямо сейчас не последует, но публика ведь скоро начнет расходиться.
– Змейковский, где там они? – Окрик Аиды раздался от входа, и вскоре Череп-Овецкая, вместе с вооруженным револьвером Гермасимом, были в комнате.
Аида, не успевшая даже снять костюма, с интересом смотрела на нас.
– Ну, как я играла?
– Как богиня, – мгновенно ответил Змейковский. Гермасим одобрительно закивал.
– Да я не вам. Виктор, как я? Великолепна? Ну и отлично. Что там вы принесли? Какой был план? Давайте смотреть.
Она щелкнула застежками, открывая чемоданчик. Ее красивое лицо исказилось.
Аида подошла к нам вплотную.
– Дымовая бомба? Серьезно? Дымовая бомба? Меня, которую сам, сам Парослав Котельников десять лет арестовать не мог, вы дымовой бомбой обмануть попытались? Да как?! – Аида всплеснула руками. Весь ее лоск разом рассыпался, облетел, и на лице осталась лишь растерянность. – Я кибернетика из Петрополиса частным рейсом дирижабля выписала, чтоб он поменял данные в автолекарне, я с аншеф-механиком Инженерной коллегии переспала, чтоб об Ариадне этой данные собрать, я все газеты о вас читала, все отчеты осведомителей изучила. Я… Я яд приготовила, который вообще на вскрытии распознать нельзя. И. Вы. Ко мне. С. Дымовой. Бомбой? Да вы охренели там в Петрополисе у себя, что ли?
Сатанаилово семя, было же время при покойном императоре, были же следователи! Какую игру со мной генерал-майор Венецианов вел, пока я его во гроб не отправила, как мои аферы штабс-капитан Клочичихин распутывал, мир его праху, как за мной через всю империю жандармский ротмистр Кальциферович-Данченко гнался, я ему до сих пор пишу в сумасшедший дом. Какие со мной Парослав Симеонович, гений сыска, партии разыгрывал! И. Вы. Ко мне. С. Дымовой. Бомбой? Да вы охренели там в Петрополисе у себя, что ли? – Аида Череп-Овецкая пошла на второй круг своей истерики.
Змейковский спешно выбежал и, вернувшись, сунул ей в руки графин розового вина. Аида осушила сосуд едва ли не до половины. Чуть постояв, Череп-Овецкая безразлично вернула графин Змейковскому и рухнула в плетеное кресло.
– Что ж такое… Вы знаете, как Парослав на мои подпольные фабрики врывался? От мундиров полицейских улицы черны были, по переулкам будто ртуть текла, столько штурмовиков в кирасах наезжало, а потом звон, стук: локомобиль к воротам – и он выходит. В полном мундире, при орденах, шарф длинный, как знамя, реет, а я стою у окна кабинета и из винтовки в него целю, а сердце стучит, и тепло на душе, и радостно-радостно. Эх, какие времена были. Уже их не вернешь… Время теперь иное настало… Бездушное время… Механическое…
Аида грустно посмотрела на Ариадну и махнула рукой.
– Ну за что вы так со мной? Ну я же тоже человек. Я же тупею уже от того, что здесь полиции нормальной нет. Агенты жандармские, и те поспивались все… Мне же скучно здесь, в этом городишке. Я думала, хоть вы меня развлечете…
Ариадна посмотрела на Аиду долгим и странным взглядом.