Ариадна Стим. Механический гений сыска.

– Не искушайте. Да и как Владыку бросить? Он же вместо отца мне. Если я сбегу, у него удар случится. Виктор. Я люблю тебя. Но есть долг. Пусть я плохой человек – пусть я блудница, но я не могу бросить его. Так что нет. Пока дядя жив, я останусь в Оболоцке. А здоровье у него хорошее.

Маша сглазила.

К нам подбежал перепуганный монах. Мы спешно бросились к дому Лазуриила.

– Нехорошо мне, Виктор, муторно. – Глаза Владыки покраснели. Он лежал в жару в своей келье. Пахло потом, болезнью и отварами трав.

– Вам бы витального бальзама попить, а не травы.

Лазуриил слабо улыбнулся.

– За это Бог и покарал. К Грозову зашел вчера, а он уговорил меня своего бальзама испить. Сказал, новый состав они с Аидкой придумали какой-то, очень действенный. – Владыка мучительно закашлялся. – Знобко мне... Простуда какая-то... Простуда... Сейчас оправлюсь. Мне еще службу сегодня всенощную выстоять надо.

Я вышел из кельи и быстро поймал монастырского врача, ожидая услышать страшное.

– Гниль?

– Не похоже. Думаю, бронхит. Я дал жаропонижающего уже. И еще сейчас принесу нового бальзама Грозова под видом отвара. К вечеру ему станет лучше, вот увидите.

Я вышел во двор. Вновь било солнце. Вновь вокруг был один сплошной праздник, лишь монахи в дальнем конце монастыря явно были в печали. Церковный розьер, и так старый, окончательно развалился и не мог освещать землю своими прожекторами.

К вечеру Владыке полегчало.

11110

Синяя лазурь неба. Вечер субботы. В монастырь тянулись люди. Били шестерни храма, призывая на всенощную. Мы с Машей уже стояли под сводами. Хотя монастырь и был световерческим, но служба удивительно повторяла все то, что было в Петрополисе: всенощное бдение с литанией, помазывание маслом, а на исходе десятого часа началась раздача ивовых веточек. Рубиновые лампады к тому времени начали коптить, газовые свечи потускнели, и храм наполнился густым синим дымом, пахнущим ладаном, прогоревшей нефтью и даммарой. От этого дыма и нежной песни церковного хора голова плыла, останавливая бег мыслей, и все, что оставалось, – лишь легкое и светлое чувство радости, от которого на глаза невольно наворачивались слезы.

С церковных сводов ударили полнящиеся газовыми свечами прожекторы. Лучи рассекли густой дым. Горожане, старые и молодые, протягивали ивовые букетики под их свет. Хор пел. И я улыбался. На душе вдруг стало хорошо и чисто.

Служба кончилась, и мы с Машей вышли во двор. Владыко Лазуриил, вспотевший, пахнущий дымом и миртом, тяжело опирался на посох, направляясь к своему дому. На вершине храма били и грохотали стальные шестерни.

Маша вскипятила чай, и мы сели за скромный, накрытый домотканой скатеркой стол. В блюдечках появились орехи, кусочки нарезанной свеклы и по случаю праздника – сушеная карасиная икра. Впрочем, все это было только для меня и Маши. Ариадна лишь подкрепила свой кровообмен с флакона концентрированной крови, а Владыко, как всегда, пил пустой кипяток. Налив его в блюдце, Лазуриил подул на воду и пригубил ее с видом огромного наслаждения.

– Устали? – спросил я.

– Утомился. Годы уже не те. Восьмой десяток. Знаешь, быстро жизнь прошла. Очень быстро. – Владыко тяжело, надсадно закашлялся и с трудом распрямился вновь. – Зато все в ней успел. Все успел, что мог.

Я покачал головой. Несмотря на улыбку и радость церковного праздника, Лазуриил действительно выглядел плохо. Было видно, что он уже давно не спит и сильно вымотан и всем случившимся в городе, и торжествами, и болезнью.

– Вам бы поспать, – тихо предложила сидящая с нами сыскная машина.

– Завтра посплю, раба человечья Ариадна. Завтра... – Владыко мягко улыбнулся. – Скоро нужно будет в другие приходы освещенные ивы развозить. Катера монастырские уже под утесом, пары поднимают. Ну ничего. Какие мои годы? Умру скоро уже. У Господнего престола отдыхать мне всю вечность.

Прикрыв глаза, Лазуриил дал себе короткую передышку перед тяжелой поездкой по скитам и деревням на реке.

Увидев, что измученного дядю сморил сон, сидящая рядом со мной Маша потянулась за орехами и будто невзначай прижалась ко мне, после чего озорно подмигнула, заслышав изданный Ариадной скрежет.

– Виктор, расскажите, а как Ивовое воскресенье в Петрополисе празднуют? – спросила девушка.

Я улыбнулся.