Ариадна Стим. Механический гений сыска.

– У нас это такой же праздник, как и у вас. Все храмы украшены. Город полнится звоном шестерней. Идут всенощные. Потом утренние службы. Там особенно много людей: рабочие приходят с ночных смен прямо в храмы, съезжаются чиновники в золоте мундиров, приходят семьи с детьми всех сословий и званий. С ивами правда туго: у нас же не растет ничего в Петрополисе, потому крестьяне, что за двести верст от города живут, везут возы с ивовыми ветвями на рынки. Стоит дорого такая веточка, но и сердцу она дорога. Не все купить могут, конечно, потому многие и просто букетики трав приносят в храмы. Их для этого на подоконниках дома растят прямо к празднику. А особо хитрые в Рафаилов сад пробираются и там пальмовые листья пытаются отломать. Поэтому перед Ивовым воскресеньем там всегда городовых много. Еще из оранжерей Небесного града Архангельска листья папоротника везут. Но это для жителей Верхнего города только.

Владыко, было начавший дремать, нахмурился, но я продолжил:

– Весь город на службе. Больше людей только на Пасху. А потом крестные ходы идут. Людей на улицах полно, и все радостные, счастливые. А в Великом соборе-то как хороши службы, сотни тысяч огней горят, под сводами из чистого лазурита светлее, чем в солнечный день, и травой зеленой по стенам малахит сверкает. Если приедешь к нам, я тебе все покажу. А в Соборе на Крови и Пару как прекрасно. Там золото мозаик так сверкает, словно стоишь внутри солнышка самого.

– Малахит, золото… – Владыко Лазуриил тяжело закашлялся и посмотрел на нас усталыми глазами. – Вы в Петрополисе что думаете, что богатство – это от слова «Бог»? Храмы вы не верой, но деньгами полните, святых в золото заковываете, вот только не знаете, что в цепи золотые Господа не поймаешь, и нет его в ваших храмах мерзких. Ушел он давно из вашего города. Плесень духовная до самых крыш этот ваш Петрополис, Содом новый, наполнила. И плесень та набухает, растет на деньгах ваших, споры свои в воздух пускает, заражая мир всходами своими. Нас заражает она! Нас! Души чистые заживо новый Содом разлагает! Вы же поймите! Я стар! Мне умирать скоро! А кроме меня вообще здесь никого, кто души паствы в чистоте удержать сможет!

Ариадна подняла взгляд. Свет синих глаз встретился с голубыми глазами Лазуриила.

– И что же делать, Владыко?

– Молиться, раба человеческая Ариадна, молиться.

– А о чем? Вот вы говорите что, Петрополис – это новый Содом. Возможно, о том молиться, чтобы разрушен он был, как Содом библейский? Вы же всю жизнь свою мечтали об этом? Но если молитвы не помогают, то что тогда делать? Вы не можете призвать на столицу ни потопа, ни огненного дождя, но ведь вы можете принести в нее мор?

– Ложь. – Владыко Лазуриил нахмурил брови, твердо смотря в глаза нависшего над ним механизма.

– Извините, Виктор, вы не могли бы подать мне Библию? – Глаза старика широко распахнулись, и Ариадна продолжила: – Я бы хотела указать Владыке Лазуриилу несколько замечательных стихов о лжи. В этой книги ее, кстати, осуждают. Вы это знали, Владыко? Виктор, сколько у вас на часах? Половина двенадцатого? Что ж, пока можно говорить. Видите ли, я неправильно проанализировала ситуацию, и думала, что Владыко начнет на Пасху. Считала, что есть время. Чтобы собрать надежных солдат и, окружив монастырь, арестовать всех. Увы, время не терпит. Поэтому, Владыко, не запирайтесь. Мы должны спешить.

Железная рука твердо остановила попытавшегося подняться Архипастыря.

– Скажите, Владыко, откуда купец Толстобрюков, якобы устроивший засаду, знал, что мы прибудем осматривать его дирижабли?

– Его могли предупредить, – вмешался я, поняв, куда начала клонить Ариадна.

– Предупредить? Хорошо. Но у него же были бандиты-подручные, выколачивающие деньги из его должников. Вооруженные бандиты. Но допустим, он нанял людей со стороны, чтобы нас устранить. Нашел солдат-дезертиров. Солдат, которые были доведены до бунта его же действиями. Которые его ненавидели всей душой. Может, логичнее предположить, что солдат послал кто-то другой? Только вы, Владыко, от меня знали, когда и по какой дороге мы поедем к купцу.

– Дезертиры сказали, что их послал Толстобрюков. – вмешался я.