По дому моему скользит Доброта неслышно.Дама Доброта – как она мила!Алые, синие камни ее перстнейДымятся в окнах, а зеркалаПолны улыбок.Что может быть правдивее детского крика?Кролик, быть может, кричит громче,Но у кролика нет души.Сахар вылечит горе любое, так говорит Доброта,Сахар необходим в напитках,Его кристаллики – крошечные повязки на раны.О доброта, доброта, нежноСобирающая осколки!Мои наряды японского шелка – отчаянные бабочки,Их можно в любой момент наколоть на булавку, одурманив наркозом.Тут ты вошел, с чашкой чая,Окутанный паром.Ток крови – это стихи,Его не остановить.И ты протянул мне двоих детишек – две розы.
Контузия
Цвета поток, тускло-лиловый, стремится в одну точку.Все остальное тело – как вымыто набело,Жемчужно-бледно.Скальную впадинуМоре сосет одержимо.Ямка одна – центр смысловой целого моря.С муху размером,Вниз по стенеПолзет обреченность.Закрываются створки сердца,Уползает обратно море,И завешены зеркала.
Край
Женщина, доведенная до полного совершенства.Мертвое телоУкрашает улыбка выполненного долга,Иллюзия нужности эллинскойСтруится в складчатой тоге.Босые ноги,Кажется, так и твердят:«Мы далеко зашли, конец дороге».Мертвые дети свернулись, как белые змейки,Каждый – в собственном, личномМолочнике маленьком, ныне пустом.Она их втянулаОбратно в тело свое – как розаСжимает свои лепестки, когда сад замирает,И ароматы хлещут, как кровь,Из глубоких и нежных глоток ночных цветов.Не о чем горевать луне,Вниз глядящей из-под костяного своего капюшона.Она привыкла.Только черные одежды ее хрустят и развеваются.
Слова
ТопорыВсё рубят и рубят, вонзаясь в древесные кольца,А эхо какое!Эхо мчится все дальше,Будто конский табун.Сок древесный струится, как слезы.Как вода,Что жаждетСнова разгладить зеркальность своюНад камнем подводным,Что крутит, играя,Черепом белым,Пожранным зеленью ясной.Спустя много летНа дороге я с ними столкнулась:Пустые слова, покинутые седоками,Неустанный топот копыт.А меж тем с озерного днаПленные звездыУправляли движением жизни.