Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

То, что этот план окончательно провалился, стало ясно 14 сентября 1982 года. Шарон находился по пути с одной из военных баз в Тель-Авив, когда по прибору связи ему передали, что он должен срочно связаться со своей канцелярией. Остановив машину, Шарон вышел на обочину и набрал номер телефона своей приемной.

«Господин министр, — сказала его секретарша, — из Бейрута только что передали: во время выступления президента Башира Жмайела перед женщинами-христианками в здании был взорван мощный заряд взрывчатки. Президент Жмайель погиб. Мы уже звонили в Бейрут, чтобы выяснить подробности, но там не отвечают».

Шарон понял, что Израиль потерял в Ливане своего единственного, пусть и очень ненадежного, политического союзника. Новым президентом Ливана стал брат покойного Амин Жмайель, но он Израилю ничего не обещал и, соответственно, ничего не был должен.

Кроме того, после убийства Башира Жмайеля стало ясно, что Ясер Арафат вывез Тунис отнюдь не всех своих боевиков — от двух до двух с половиной тысяч из них в качестве «троянского коня» остались в Бейруте, и значительная их часть скрылась на территории лагерей беженцев Сабра и Шатила.

Выискивать террористов в подвалах домов этих лагерей, вступать с ними в перестрелки и снова терять солдат Ариэль Шарон и Рафаэль Эйтан не хотели. По их мнению, ливанцы сами должны были решить эту проблему. А заодно и отомстить за злодейское убийство своего президента.

В тот момент, когда они приняли это решение, колесо судьбы Ариэля Шарона понеслось вниз с поистине сумасшедшей скоростью.

Глава 7. Между Саброй и Шатилой

Резня в Сабре и Шатиле является одним из самых известных и вместе с тем самых загадочных событий в череде бесчисленных кровавых трагедий второй половины ХХ века. События, происшедшие в этих двух лагерях палестинских беженцев, вызвали возмущение не только во всем мире, но и — может быть, даже больше всего — в Израиле, на который международная общественность возложила ответственность за происшедшее. Израиль же, в свою очередь, по целому ряду объективных и субъективных причин возложил большую часть ответственности за развернувшуюся в сентябре в Бейруте бойню на плечи Ариэля Шарона.

С тех пор ставшее почти нарицательным словосочетание «Сабра и Шатила» в сознании израильского обывателя, да и не только его, неразрывно связано с именем Ариэля Шарона, став самым черным пятном в биографии Арика и едва не положив конец его политической карьере.

Но благодаря тому, что сразу после этой трагедии в Израиле была создана государственная комиссия, проведшая самое пристальное ее расследование, допросившая всех военных и политиков, имевших хотя бы отдаленное отношение к Ливанской войне, сегодня — на основе отчета этой комиссии — мы можем до деталей восстановить то, что произошло в те сентябрьские дни 1982 года. А, восстановив, с полным правом сказать, что тот, кто пытался сделать из Ариэля Шарона главного козла отпущения за Сабру и Шатилу, руководствовался отнюдь не стремлением к истине и жаждой справедливости, а сугубо своими личными политическими и карьерными интересами.

Самый любопытный вывод этого отчета заключается в том, что после гибели Башира Жмайела министр обороны Ариэль Шарон и начальник генштаба Рафаэль Эйтан больше всего опасались вспышки в Бейруте массовых столкновений между христианами и мусульманами (тогда еще не было известно, что покушение на Жмайела было совершено не мусульманским, а христианским террористом), и в городе начнутся бойня и анархия. Именно поэтому Израиль, уже собиравшийся к тому моменту выводить свои войска из большей части территории Ливана, вновь ввел армию в кварталы Бейрута. Однако, понимая, что армия не в состоянии выполнять полицейские функции, поздно вечером 14 сентября Рафуль встретился с командирами фалангистов и потребовал, чтобы они взяли на себя хотя бы часть обязанностей по соблюдению порядка в городе. Во время этой беседы и возник разговор о том, что делать с террористами, засевшими в расположенных внутри Бейрута лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила.

Лагерь Сабра располагался на участке земли длиной в 300 метров и шириной в 200 метров. Расположенный неподалеку от него лагерь Шатила был побольше — примерно 500 на 500 метров. Сколько именно жителей обреталось в построенных впритык друг к другу одноэтажных домиках в обоих этих лагерях, никто точно не знал, но было ясно, что не более 6000.

15 сентября в шесть часов утра, в соответствии с принятым решением, поддержанным премьером Менахемом Бегиным, израильская армия начала занимать позиции в западном Бейруте для обеспечения порядка в городе. Рафуль наблюдал за действиями своих подразделений, стоя с биноклем на КП, расположенном на крыше пятиэтажного здания. Но, как он потом скажет, давая показания комиссии по расследованию обстоятельств резни в Сабре и Шатиле, извилистые улочки этих двух лагерей с КП не просматривались даже в бинокль.