Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Вслед за израильтянами, следуя достигнутым договоренностям, в Западный Бейрут стали входить и части христианской милиции. В три часа на КП к Рафулю подъехал Шарон и остался доволен увиденным — во всем городе царили порядок и спокойствие.

— А что делать с Саброй и Шатилой? — поинтересовался Рафуль. — Будем вводить туда армию или как?

— Зачем? Чтобы положить еще, как минимум, десять наших ребят?! — ответил Шарон. — Пусть, в конце концов, фалангисты сделают хоть что-то. Ответственность за порядок и очистку лагерей от террористов надо возложить на них. И предупреди, чтобы они действовали аккуратно: с террористами могут делать все, что хотят, но женщин, детей и мирных жителей запрети им трогать даже пальцем!

В тот день Шарон еще успел вернуться домой, пообедать с женой и детьми, а поздно вечером Бегин вызвал его в Иерусалим на беседу с американским послом в Израиле. Посла, естественно, интересовала ситуация в Ливане после гибели Жмайела, и Шарон охотно поведал ему, что ЦАХАЛ временно вернулся в Бейрут, чтобы предотвратить возможное кровопролитие, что в городе все спокойно, а израильская армия координирует свои действия с христианской милицией.

16 сентября в 11.00 командиры фалангистов явились на КП ЦАХАЛа, чтобы еще раз согласовать свои действия с полковником Амосом Яроном. В ходе начавшегося оперативного совещания было решено, что для наведения порядка в Сабру и Шатилу войдут 150 бойцов одного из самых близких друзей покойного Башира Жмайела Али Хубейки. Сам Хубейка при этом заявил, что он лично в операции по зачистке лагеря участия принимать не станет, а будет руководить ею с КП ЦАХАЛа. Ярон вновь предупредил Хубейку, что в ходе зачистки лагеря от террористов ни в коем случае не должны пострадать мирные, безоружные люди, и Хубейка подтвердил, что понял поставленную задачу.

В 19.30, за полтора часа до того, как фалангисты вошли в лагеря беженцев, в Иерусалиме состоялось заседание правительства, на котором присутствовали и Шарон с Рафулем. Против того, чтобы зачисткой Сабры и Шатилы занялись фалангисты, никто не возражал.

— Пусть они, наконец, сделают хоть что-то! — повторил Шарон. — Во всяком случае, теперь у них есть стимул для этого — ведь они хотят отомстить за смерть Башира Жмайела!

Единственный, кого насторожила эта фраза, судя по протоколу того заседания, был министр строительства Давид Леви. Будучи выходцем из Марокко, Леви был прекрасно знаком с особенностями национального характера арабов и их обычаями, и слова о мести ему не понравились.

— Вы знаете, что значит для арабов «мстить»?! — спросил он. — Ничего страшнее этого просто представить нельзя. Как бы там не произошло большого кровопролития…

— Командиры фалангистов предупреждены, что им нельзя трогать мирное население, — успокоил его Шарон.

На этом заседание закончилось. В назначенный час, горящие жаждой мести за смерть своего лидера христианские фалангисты вошли с двух сторон в Сабру. На входе в лагерь террористы действительно попытались преградить им дорогу, но были быстро ликвидированы ответным огнем. То, что происходило в Сабре и Шатиле дальше, покрыто мраком — причем во всех смыслах этого слова.

Стояла темная беззвездная ночь, и полковник Амос Ярон попросту не мог рассмотреть в бинокль улицы обоих лагерей. Тем не менее, услышав ожесточенную стрельбу, он приказал осветить лагерь ракетами и — по возможности — прожекторами. Однако — так, во всяком случае, потом утверждал он сам — помогло это мало; видимость по-прежнему была ужасной.

К утру 17 сентября Ярон потребовал от Хубейки отчета о происходящем. Тот выехал в Шатилу и вскоре сообщил оттуда, что в лагерях убито около 300 человек — в основном террористы, но есть и несколько мирных жителей — совершенно случайные жертвы. Ярону эти цифры показались «приемлемыми» и проверять их он не стал — его солдаты стояли на своих позициях, вокруг них все было совершенно спокойно, и полковник решил, что тоже имеет право на отдых.

Но к вечеру 17 сентября по Бейруту стали распространяться слухи о том, что в Сабре и Шатиле творится нечто ужасное, что почти все жители этих лагерей вырезаны подчистую и кровь жертв рекой течет по улицам. Только после этого Ярон по-настоящему встревожился, вызвал к себе Хубейку и других командиров фалангистов и заявил им, что есть подозрения, что они «нечисто работают» (именно эту, а не какую-либо другую фразу произнес полковник). Те, в свою очередь, заверили его, что все идет по плану и к утру 18 сентября операция будет прекращена.

Уже потом, спустя несколько лет, один из командиров фалангистов признается, что к тому времени и он, и другие офицеры фаланги утратили контроль над ситуацией — опьяненные кровью, их люди превратились в зверей, отказывающихся подчиняться каким-либо приказам.

Ярон, тем не менее, начал настаивать на том, чтобы фалангисты как можно скорее вышли из Сабры и Шатилы, но те заявили, что раньше 5 часов утра 18 сентября сделать это невозможно.

— Хорошо, — сказал Ярон, — пусть будет 5 утра.