Так, многие представители правого лагеря убеждены, что Шарон решил пойти на ликвидацию еврейских поселений в секторе Газа (против которой он сам весьма обоснованно возражал еще с 80-х годов ХХ века) исключительно для того, чтобы избежать позорного финала возбужденных против него и его сыновей уголовных расследований. Прекрасно зная, что следственные органы и прокуратура в Израиле находятся в руках, или, по меньшей мере, под огромным влиянием левонастроенного истеблишмента страны, он решил осуществить давнюю мечту этого истеблишмента о сносе еврейских поселений. Расчет Шарона строился на том, что для предоставления ему возможности реализовать свой план, этот самый истеблишмент добьется закрытия уголовных дел. Как предстоит убедиться читателю, так, или почти так в итоге все и получилось. При этом бывший судья Верховного Суда Мишаэль Хешин в своем первом после выхода на пенсию интервью, опубликованном в мае 2006 года, заявил, что, окончательно закрывая «дело о греческом острове», судьи Верховного Суда руководствовались, прежде всего, своими политическими убеждениями.
— Только будучи в состоянии очень сильного подпития можно было поверить, что те огромные деньги, которые Гилад Шарон получил от бизнесмена Давида Апеля, были выплачены ему за некие консультационные услуги, — сказал в этом интервью судья Хешин. — Особенно если учесть, что всем остальным своим консультантам, куда более профессиональным, чем Гилад Шарон, Апель платил не больше 2–3 тысяч долларов. Любому здравомыслящему человеку было ясно, что Гилад получил взятку. А так же то, что взятка эта если не предназначалась напрямую его отцу, то была самым непосредственным образом связана с тем высоким постом, который тот занимал. Но я отнюдь не хочу сказать, что перед тем, как утвердить решение о закрытии этого дела, мои товарищи по Верховному суду были в доску пьяны. Просто Шарон тогда пообещал снести еврейские поселения в Газе и выйти из нее, и все хотели, чтобы он это сделал. И мои коллеги понимали, что если Шарона признают виновным, то наша армия останется торчать в Газе — поэтому и приняли такое решение!
Еще одну версию, объясняющую, что подвигло Шарона на эти инициативы, высказал в июне 2006 года в интервью с автором этой книги Натан Щаранский. С его точки зрения, для Шарона действительно крайне важно было то, как он останется в истории — ему вдруг захотелось всеобщей любви, захотелось остаться в учебниках не «палачом Сабры и Шатилы» (каковым, напомню, он никогда не был), а великим миротворцем, готовым во имя мира разрушить то, что он создавал собственными руками. Шарон был настолько ослеплен этим своим желанием, добавляет Щаранский, что не осознавал всей гибельности своего плана для безопасности и будущего Израиля.
Любопытно, что эту версию Щаранского отчасти подтверждает психоанализ личности Ариэля Шарона, сделанный в 2005 году всемирно известным израильским психологом Вадимом Ротенбергом.
Ознакомившись с биографией Шарона, профессор Ротенберг пришел к выводу, что всеми поступками Шарона и в самом деле двигало стремление любой ценой достигнуть успеха и завоевать общественное признание. Комплексующий из-за своей полноты и мнимой «бездарности», терпящий насмешки и оскорбления со стороны сверстников, Шарон с детства втайне мечтал совершить нечто такое, что превратит его в предмет обожания. И потому он всю жизнь доказывал себе и остальным, что может справиться с любой поставленной перед ним задачей лучше, чем кто бы то ни было. Эти два фактора и определили всю его последующую жизнь, превратив его в итоге — с учетом заложенного в нем гигантского потенциала — в одного из самых выдающихся военачальников, а затем и политиков ХХ века.