Шарон велел двум своим батальонам устроить засаду и подпустить египетские танки на расстояние 200 ярдов, а сам с батальоном моторизованной пехоты и одним танком решил зайти египтянам с тыла. С этим небольшим подразделением Шарон наткнулся на группу из 6 египетских «Центурионов» и вызвал авиацию. Три из шести египетских танков были сожжены напалмом израильскими летчиками, а еще три уничтожены бойцами Шарона.
В этом же районе Арик, ехавший в открытом джипе, наткнулся на засаду — группа египетских солдат открыла по нему огонь из автоматов. Пули просвистели буквально в нескольких сантиметрах от Шарона — потом, вспоминая эту историю, он говорил, что египтяне, видимо, просто не смогли как следует прицелиться из-за тех клубов пыли, которые поднимали шедшие по дороге танк и БМП. Как бы то ни было, Шарон мгновенно оценил ситуацию и выпустил по арабам несколько коротких очередей из своего «узи». К огню, открытому комбригом, немедленно присоединились его бойцы, и вскоре сидевшие в засаеде египтяне были уничтожены.
То, что произошло дальше у Нахле, может быть расценено, с одной стороны, как доказательство полководческого гения Шарона, а с другой стороны просто как бойня. Его план, как всегда сработал: когда по египетским танкам был открыт огонь с расстояния в 20 метров, египтяне впали в панику, а после того, как Шарон ударил по ним им еще и с тыла, эта паника стала всеобщей. Вместо того, чтобы продолжить движение и попытаться прорвать израильскую засаду, египтяне остановили свои танки стали выпрыгивать из люков прямо под косящий их со всех сторон огонь израильских пулеметов.
«С 10.00 до 14.30, — пишет сам Шарон, — мы уничтожили 50 Т-54 и „центурионов“, два артиллерийских дивизиона, противотанковые и зенитные батареи и более 300 машин. Противник потерял тысячу человек.
Это была поистине „Долина смерти“. Выехав оттуда, я почувствовал, что состарился. Сотни убитых; повсюду горящие танки. У каждого было чувство, что человек — ничто. Из-под гусениц танков вздымался песчаный вихрь. Стоял страшный шум. Грохот орудий и танков сливался с треском наших вертолетов, эвакуировавших раненных, и ревом тяжелых транспортных самолетов „Стратокруйзер“, сбрасывавших нам на парашютах горючее, воду и боеприпасы.
Между тем, стрельба и бои продолжались, вражеские машины с горючим и боеприпасами горели. Везде валялись трупы…»
Сбросив горючее, еды и боеприпасы, израильские самолеты, прежде, чем улететь на «большую землю», покачивали закрылками, салютуя Шарону и его солдатам в знак восхищения их мужеством и воинским искусством. Но сам Шарон, как видно из его воспоминаний, испытывал смешанные чувства по поводу своей победы и того грандиозного поражения, которое он нанес египтянам.
9 июня в Синае, по сути дела, все было кончено — силы ЦАХАЛа, оккупировав весь полуостров, вышли к Суэцкому каналу и замерли на его восточном берегу.
За Шароном был прислан специальный самолет, доставивший его в Тель-Авив, на заседание генштаба, сразу после которого он должен был вернуться к своей бригаде. Однако Арик улучил время, чтобы хотя бы на несколько минут заскочить домой и обнять жену и детей.
— Что с тобой? — спросила его Лили, спешно накрывая на стол, чтобы накормить мужа обедом. — На тебе лица нет!
— Я видел трупы… Много трупов… Много трупов людей, которые только что были живы — и вдруг стали мертвы, — ответил Арик.
— Наших? — замерла Лили с тарелкой супа в руках.
— Нет, — покачал головой Шарон. — Но какая разница?! Все мы — и арабы, и евреи — люди. Каждый имеет право на жизнь… Мне плохо, Лили!
Вернувшись из Тель-Авива, Арик отвел свою бригаду вместе с захваченными пленными вглубь Синайской пустыни, велел разбить там палаточный лагерь с полевыми банями и кухнями и приказал всему личному составу вымыться, побриться, устроить стирку, надраить ботинки и оружие.
Рассказывают, что в эти дни, проходя по лагерю, Шарон однажды случайно увидел, как кто-то из младших командиров ударил пленного египтянина. Он немедленно отправил этого командира на 35 суток на гауптвахту, а затем объявил общее построение.
— Я требую, — сказал Шарон перед строем, — чтобы вы все с уважением относились к нашим пленным. Они сражались с нами как мужчины с мужчинами, и заслуживают уважения…
Тем временем начальник генштаба Ицхак Рабин поспешил напомнить Ариэлю Шарону, что он — не только комбриг, но и глава Центра боевой подготовки генштаба. А потому, считал Рабин, Шарон должен заняться всеми вопросами, связанными с размещением и обустройством лагерей дислоцирующихся на территории полострова израильских частей, содержанием пленных, улаживанием взаимоотношений с кочующими по пустыне бедуинами, а также набросать план будущего стационарного расположения сил ЦАХАЛа на Синае. Словом, Рабин попросту спихнул на Шарона всю ту огромную организационную работу, которая неминуемо ложится на плечи победителей. И Арику потребовалось несколько недель на то, чтобы решить все порученные ему вопросы.