Ария Маргариты

– Да перепробовал все — и голубое, и розовое, и зеленое… Бородавки исчезли, мигрень прошла, а это вот никак…

– Понтий, это ж собачья еда!

– Собачья жизнь, собачья жратва, – уныло отвечает узник вечного позора, бросая пустую банку в открытую форточку. — Хорошо, что хоть гору моим именем назвали… А так, отмыл бы я ручонки, и что? Кому бы нужен был? Красиво звучит: «Когда вершина Пилата укрыта шапкой облаков, погода отличная…». Точно. 40 градусов. Аспирин. Малина. Покой.

Когда Пилат отмоет руки, Я подниму бокал вина, И осушу до дна. Начну звонить своей подруге На другой конец Земли, Всем друзьям своим: Суть истории изменена!

Потом скажу, что каждый в жизни Чуть-чуть и Понтий, и Пилат, У каждого свой ад!

И за стеной — какой-то лишний И уставший человек Отойдет в Древний Рим навсегда…

Когда Пилат отмоет руки, Взовьется пламенем вода, Исчезнут города, И лопнут старые подпруги (не подруги!) У грехов, как у коней, Скучно станет мне,

Я уйду по воде… в никуда… (привет «Пытке тишиной»!)

Наш отечественный аспирин превратил курившего косяк Пилата в висевшие на спинке стула кожаные штаны. Собачьи консервы оказались нетронутыми, но мой пес Пинч подозрительно принюхивался к банке, презрительно чихнул, отверг подношение и окопался на коврике под креслом, словно говоря: «За прокураторами не подъедаем-с!».

Грипп отступил, и мы с Холстом принялись яростно перебрасываться вариантами запевов, как пинг-понговыми шариками. Он вгрызался в текст, опытной рукой вычленял из него одно-два слова и требовал продолжения оформления мысли…

Мы колесили по дорогам, Меняя струны и подруг, Неправильных подруг, Совсем не думали о Боге, Звали в гости Сатану, Выпив не одну — Но пугались, услышав в дверь Стук…

или

Мы колесили по дорогам, Меняя струны и подруг, Нам не хватало рук. Хозяин был не слишком строгий, Но деньгам вел хитрый счет, Он потом умрет (не счет, естественно, а хозяин) В час любви,

А не творческих мук…

Под многоплановым псевдонимом «Хозяин» на этот раз выступал не Дьявол, а Виктор Яковлевич Векштейн, собравший в свое время АРИЮ. Интересный был дядька — о мертвых либо хорошо, либо ничего… Привозил и ставил просто так, бесплатно, аппарат в кафе «Молоко», что в Олимпийской деревне, для выступления всяких рок-босяков, пригрел у себя на базе и бесхозный НОВЫЙ ЗАВЕТ и ЭВМ (экс-КРУИЗ с вокалистом Мониным и гитаристом Безуглым)… А как ловко он АРИЮ засвечивал на многодневных фестивалях студенческого творчества в Университете Патриса Лумумбы! Танцуют себе чернокожие нигерийцы, хором поют, боливийцы в дудочки свои дуют и по струнам ударяют. А потом, в конце, как выскочит Грановский с хаером, как выпрыгнет… Такое случалось в доледниковый период, еще до официального и всенародного признания «арийцев». Виктор Якоачевич любил собирать всяческие грамоты и призы: начинаются какие-нибудь маразматические претензии от парткомов и горкомов, а тут — пожалуйста! — красивая грамота, выданная коллективу Москонцерта за поддержку интернационализма и участие в международном студенческом движении.

или

Кто умер в двадцать или тридцать, Того любили небеса, Забрали небеса, А жизнь, как хитрая волчица, За флажки уводит нас, Чтоб в последний раз

Пылью славы обжечь нам глаза…

Нескромно как-то, но пророчески. После выступления АРИИ на фестивале «Нашествие» 4 августа 2001 года с оркестром, с дирижером, который почувствовал себя рокером и решил по этому случаю раздеться, оголив довольно кисельное тело, вокруг группы забурлил очередной водоворот страстей и выгодных предложений… Демоны, демоны испытывают АРИЮ на прочность/ Устоят ли «арийцы», в пределах очерченного разумом и совестью круга или нет?

Есть неземное состоянье, Когда ты с Богом наравне, И Бог — в твоей струне… Дар это или наказанье? Кто все понял, тот исчез В глубине небес, Как солдат на священной войне.

На 31 августа 2001 года песня «Замкнутый круг» стала последним творением Холстинина, для которого я написала текст. Напомню, что на «Химере» Петрович уже со мной не работал.