Арийская теорема

Фатьяновская культура в вышеприведенном хронологическом порядке определяется археологами как определенно индоевропейская. Какова же этническая принадлежность более ранних культур? Возьмем, к примеру, культуру ямочно-гребенчатой керамики. Традиционно ее относят к финно-уграм, поскольку если не относить ее к финно-уграм, то к кому же тогда? Однако носители культуры ямочно-гребенчатой керамики (КЯГК) не оставили после себя каких-либо письменных документов, а материальная культура далеко не всегда дает однозначные ответы на вопросы об этнической принадлежности тех или иных народов. Так, за время своего соседского существования литовцы, латыши и эстонцы выработали сходную материальную культуру, однако их языки принадлежат даже не то чтобы к разным группам, а вообще к разным языковым семьям. Здесь поможет найти ответ топонимика, а в особенности гидронимика Волго-Окского бассейна.

Так вот. В бассейне Оки присутствуют сотни гидронимов «балтийского» происхождения¹⁸¹. Более того, некоторые исследователи считают, что в этом ареале практически нет финно-угорских гидронимов, а если и есть, то их можно считать отдельными случайными совпадениями¹⁸². Б. А. Серебренников, к примеру, утверждал со всей определенностью: «Топонимика Волго-Окского междуречья при помощи финно-угорских языков необъяснима»¹⁸³. И отмечал, что истоки всей массы топонимов этого ареала следует искать в балтийских языках.

Так, гидроним Волга вполне можно вывести из литовского и латышского valka «небольшая, заросшая травой река» (в верхнем течении это соответствует действительности). Гидроним Ока может иметь происхождение от балтийского akis/okis. Названия более мелких рек также могут быть выведены из балтских языков: Нара (левый приток Оки) — «поток», Лама (правый приток р. Шоша) — «низина, узкая долина», Лобня (левый приток Клязьмы), Лобца (левый приток р. Истра), Лобъ (правый приток р. Шоша) — «долина, русло реки», Руза — «узкий луг с ручьем», две реки Сетунь (обе правые притоки р. Москвы) — «глубокое место реки, середина реки» и т. д.

Однако более всего поразительно тождество гидронимов Волго-Окского междуречья и названий криниц в индийском эпосе «Махабхарата»¹⁸⁴: (Криница/Река в Поочье) — 1. Агастья/Агашка, 2. Акша/Акша, 3. Апага/Апака, 4. Арчика/Арчиков, 5. Асита/Асата, 6. Ахалья/Ахаленка, 7. Вадава/Вад, 8. Вамана/Вамна, 9. Ванша/Ванша, 10. Вараха/Варах, 11. Варадана/Варадуна, 12. Кавери/Каверка, 13. Кедара/Кидра, 14. Кубджа/Кубджа, 15. Кумара/ Кумаревка, 16. Кушика/Кушка, 17. Мануша/Манушинской, 18. Париплава/Плава, 19. Плакша/Плакса, 20. оз. Рама/ оз. Рама, 21. Сита/Сить, 22. Сома/Сомь, 23. Сутиртха/ Сутерки, 24. Тушни/Тушина, 25. Урваши/Урвановское, 26. Ушанас/Ушанец, 27. Шанкхини/Шанкини, 28. Шона/ Шана, 29. Шива/Шивская, 30. Якшини/Якшина.

Как же можно соотнести «балтийскую» гидронимику региона и «индоарийскую»?

Как весьма осторожно отмечал выдающийся отечественный языковед Ф. П. Филин (1908–1982): «Общеславянский язык во второй половине I тыс. до н. э. имел безусловные схождения с древнебалтийскими диалектами и несомненные ощутительные связи с северно-иранскими языками»¹⁸⁵.

Таким образом, все эти так называемые балтийские, северо-иранские, общеславянские и проч. языки на самом деле где-то в середине II тысячелетия до н. э. представляли собой единый язык. Через тысячу лет в этом языке стали выделяться некоторые диалекты, связанные с миграциями отдельных ИЕ групп и влиянием неиндоевропейского населения, особенно в зоне удаленных миграций, где арии оказывались «в подавляющем меньшинстве».

Еще раз повторю, балтийские языки сохранили определенную архаичность за счет своей маргинализации. Их менее всего затронули изменения, произошедшие на более широких территориях, где политическая и торговая жизнь кипела вовсю, где создавались обширные племенные союзы, велись войны, переселения и т. д. Балтская топонимика Волго-Окского междуречья весьма очевидна, также очевидно и присутствие здесь древнейших «балтов». Но где же сейчас их потомки, неужели они размножились и составляют ныне часть населения Москвы? Почему бы и нет? В Ипатьевской летописи под 1147 годом указывается голядь, которая жила в бассейне Верхней Оки к юго-западу от Москвы и которая историками обычно отождествляется с балтами. Пойдем далее. Как указывает М. Гимбутас: «Белорусский физический тип сходен с балтийским: долихоцефалический (удлиненный) лицевой тип с средним размером черепа, не похож на мезоцефалический (широколицевой) тип людей, живших на Западной Украине»¹⁸⁶. Между прочим, и сам этноним литва должен, если говорить прямо и честно, принадлежать белорусам, достаточно только вспомнить полное название Великого княжества Литовского, Жемойтского и Русского, где жемойты и есть собственно балты, а литва здесь — это не кто иной, как сегодняшние белорусы; недаром та же М. Гимбутас отмечает, что «распространение балтийских названий рек, типов погребений и физического типа ограничивается границами Белоруссии»¹⁸⁷.