Арийский миф в современном мире

В конце 1990-х гг. Гусев всесторонне представил свою идеологическую платформу в виде книги, где нашлось место и для великой истории далеких предков, и для «сил зла». О замысле книги красноречиво свидетельствует аннотация к ней: «В книге, увлекательно написанной в жанре публицистического очерка, кратко излагается история возникновения Протоимперии Великая Русь. Автор ведет ее от момента преобразования неандертальца в кроманьонца и также излагает собственную гипотезу происхождения человека, прочитывает топонимы и этнотопонимы при помощи русской дохристианской ВсеЯСветной Грамоты. В книге рассказывается о прародине Русского Народа, о Великом Туране Древней Руси, об исторической судьбе азиатских народов…»

Гусев исходит из двух постулатов – из того, что история всегда так или иначе политизирована и что народы не хотят иметь «плохих» страниц в своей истории, но зато нуждаются в великих предках. В этом с ним можно согласиться. Однако ясно, что если история пишется по такому заказу и если «плохие» страницы в ней тщательно вымарываются, то речь идет не о профессиональной истории, а об историческом мифе. Но такое разграничение автор не проводит. Зато он упрекает профессиональных историков в «русофобии» и в сокрытии «истины» от народа. Под «русофобией» он понимает такое изложение фактов, которое изображает русских в неприглядном, на его взгляд, свете. Имеются в виду такие сюжеты, как призвание варягов и, например, хазарское и татаро-монгольское иго. Не нравится ему и то, что никаких русских в античную эпоху ученые не обнаруживают и что в трудах ученых европейская раннесредневековая культура смотрится не в пример более привлекательной, чем русская. Его, в особенности, возмущают авторы, начинающие русскую историю с момента крещения Руси, а предшествующие века показывающие эпохой варварства (ему невдомек, что историки-профессионалы никогда этого не делают – достаточно открыть любой курс отечественной истории). Все это, на его взгляд, унизительно для русских, что он трактует как заговор против русского народа, в котором он винит прежде всего Российскую академию наук. За ее спиной он усматривает работу западных спецслужб, якобы веками пытавшихся «одурачивать русских» (Гусев 2000: 12). Между тем с научными работами Гусев незнаком и все свои познания черпает из журнальной публицистики и газетных статей. Незнаком он и с методами работы историков. Если же он обращается к археологии, то беспардонно путает факты, даты и эпохи. Зато он безмерно чтит «Влесову книгу». На этом основании он утверждает, что «историки боятся глядеть глубже X в.» (Гусев 2000: 7).

Гусев полагает, что целью ученых является сокрытие, а то и прямое уничтожение фактов, в чем они следуют примеру христианских миссионеров. Он пишет, что «подлинная, а не выдуманная всемирная история, в том числе история Руси, спрятана в высших жидомасонских кругах, которые рвутся к мировому господству. Правда о событиях на Земле, случившихся тысячи и десятки тысяч лет назад, им известна, и она выкрадена ими у нас вместе с нашими дохристианскими Ведическими книгами» (Гусев 2000: 68). Мало того, в своей параноидальной борьбе против «искажений русской истории» он набрасывается на таких же, как он, «патриотов», находя и у них «русофобские» высказывания.

Не доверяя ученым, он обращает свои взоры к «народной науке» (Гусев 2000: 70). Из всех ученых он выделяет академика А. Т. Фоменко и его соавторов, считая именно их «настоящими историками», борцами с «историческими фальсификациями». Так у нас на глазах происходит инверсия в духе Оруэлла: работы профессионалов оказываются «фальсификациями», а домыслы дилетантов – «подлинной историей»236. Каким же образом до нас могла дойти эта «подлинная история»? Оказывается, ее хранили «жрецы-друиды», унаследовавшие глубокие «арийские» знания, и это они являлись создателями всех европейских ценностей как средневековых, так и эпохи Возрождения. Надо ли удивляться тому, что к таким жрецам Гусев произвольно относит всех выдающихся людей того времени? (Гусев 2000: 178).