— Господи, ну в кого ты удался у нас такой простофиля!.. — вытирая слезы, горестно воскликнула она. — Точно батька свой, никому ни в чем отказать не можешь. Тот и в сырую землю ушел из-за своей доброты. Пожалел напарника, подряд две смены отработал…
— А на добрых, тетя Настя, мир держится, — сказал Антон.
— А где нынче добрые, укажи мне? — спросила тетя Настя. — Может быть, Костя твой добрый?.. Он, проходимец этакий, в сыру да масле купается, а у тебя последнее забирает. Как же это ты мог отдать ему все деньги?
— Но я не имел права друга не выручить, — попытался возразить Антон.
— Как ты смеешь это говорить?.. Какой он тебе друг?.. — возмутилась тетя Настя и стала ходить взад-вперед по кухне, глухо постукивая разношенными туфлями. — Нашел несчастного человека, который в беду попал. Твой Костя к сладкой жизни потянулся, у него еще усы не выросли, как он скорее женился, боялся, вдруг кто-нибудь генеральскую дочку перехватит. А ты, доверчивый простофиленька мой, оказывается, обязан его выручать. Нет, это просто уму непостижимо!.. Он, видишь ли, с жиру бесится, жене пальто за сумасшедшие деньги покупает, а ты ради этого должен голодным сидеть, во всем себе отказывать. Теперь мне понятно, почему у тебя щеки ввалились, шея стала как у цыпленка. Я вот возьму и позвоню твоей матери, пускай она знает, как ты себя тут ведешь…
— Ну что вы, что вы, тетя Настя, — испугался Антон. — Зачем же мать расстраивать напрасно. Я ведь голодным не хожу. А Костя на днях вернет мне долг. Да еще стипендию через неделю получу. Денег у меня скоро будет много.
Тетя Настя махнула рукой, печально вздыхая, проговорила:
— Никогда у тебя не будет их много, не такой ты человек… Эх, Антоша, Антоша, пропадешь ты ни за что со своей добротой. Разве можно нынче жить с душой нараспашку, если кругом развелось столько хитрецов да всяких там обманщиков…
Слушая тетю Настю, Антон подумал, что она такая же чудачка, как и его мать. Эта в каждом человеке видит обманщика, матери изо дня в день всюду мерещатся одни воры да мошенники, они ей каждую ночь снятся. Если верить им, то, выходит, людей хороших больше не осталось, по словам матери, все они полегли на войне, как и бабушка. Но это неправда. Вот взять хотя бы Тарасыча, разве назовешь его плохим, когда он пожалел совсем чужого человека, которого впервые увидел, не разрешил ему поднимать тяжелый шкаф? Но тете Насте говорить об этом он не стал, так как заранее знал, что ни ей, ни матери никогда ничего не докажешь.
Вскоре тетя Настя вытащила из духовки кастрюлю с пирожками и тут же усадила Антона за стол, велела ему есть пирожки, пока они горячие. Ее «фирменные» пирожки оказались, как всегда, вкусными, и Антон ел и похваливал. Это было приятно тете Насте, она сразу повеселела, стала расспрашивать, давно ли звонила мать, как она себя чувствует в Ташкенте. А перед уходом даже дала Антону десятку, от которой он вначале упорно отказывался.
Проводив тетю Настю на автобус, Антон вспомнил, что утром забыл взять газеты, и на обратном пути открыл почтовый ящик, где среди газет обнаружил белый продолговатый конверт, на котором было аккуратно написано: «Антону». Он тут же, не входя в лифт, нетерпеливо надорвал конверт и прочитал совсем коротенькое письмо:
«Жалко терять людей добрых, но мы часто их теряем. Так уж устроена жизнь… Завтра я улетаю на Север, и мне хотелось бы еще раз Вас увидеть. Если сможете и будет желание меня проводить, приезжайте в пять часов вечера в Шереметьево, Арина».
Антона расстроило письмо Арины, он поднялся к себе в квартиру и какое-то время неприкаянно бродил из комнаты в комнату, лихорадочно думая, как ему поступить. Первым его желанием было отговорить Арину от поездки на Север, любой ценой удержать ее от этого шага. Вполне вероятно, что она и едет-то туда не по своей воле, может быть, доведенная до отчаяния мачехой, она вынуждена без любви выходить замуж за какого-нибудь пожилого капитана дальнего плавания, этакого бывалого морского волка, который ни на минуту не выпускает изо рта причудливо изогнутой трубки. А вот он возьмет и поломает сей неравный брак.