Арина

Но Зоя уже распахнула вовсю дверь квартиры и, слегка покачиваясь, стояла с ошалевшими глазами у самого порога. Это безумство ее черных глаз испугало даже хмельного Костричкина, он неловко поднялся с кресла и, неуверенно переставляя ноги, ссутулившись, вышел от Зои.

Подойдя к своему дому, Костричкин увидел большой свет в квартире и сразу понял, что жена еще не ложилась. Она всегда жгла свет во всех комнатах и на кухне, если одна была дома и не спала. Это Костричкина не порадовало. Он хотел еще в прихожей снять ботинки, тихо, на цыпочках, пройти в свою комнату и тут же лечь, а теперь знал, что все обернется иначе. И пусть он давно вел себя независимо, не шибко боялся жены, но все равно не в радость ему было объяснять сейчас ей, где был да почему поздно пришел.

Он поднялся на пятый этаж, мягко прикрыл дверь лифта и потонул в темноте: лампочка на площадке не горела. Костричкин в душе обругал по-всякому монтера, который совсем обленился, не следит за порядком в подъезде, и, оглаживая рукой стену, чтоб ориентироваться в темноте, прошел к своей двери, стал копаться в кармане. Но ключа не нашел и тогда нащупал по памяти кнопку звонка.

— Что трезвонишь по ночам?.. Или ключ у зазнобы забыл? — спросила жена, впуская его в квартиру.

— А может, я хочу, чтоб меня жена, моя Анна Григорьевна, встретила, — ухмыльнулся Костричкин и присел на корточки, намереваясь расшнуровать ботинки.

— Ишь чего захотел… Ты где это был, расскажи?..

— На собрании… где мне еще быть…

— Что ты врешь нахально? Я в десять часов проходила мимо твоей работы, а там и свет не горел.

— Так, я говорю, это самое… на совещании был, в комбинате. Ясно тебе… — Он шумно пыхтел и никак не мог расшнуровать ботинки, потом качнулся в сторону и сел на пол, принялся стаскивать их с силой.

— Постой, а ты, кажется, выпил? — строже спросила Анна Григорьевна, надвигаясь на мужа. — Ну-ка, встань, дыхни!..

Костричкин нехотя поднялся, прислонился к стене, чтобы крепче стоять на ногах, вытянул губы трубкой и сипло дыхнул:

— Уф-ф-ф…

У Анны Григорьевны больно ворохнулось сердце, и она разом ощутила во всем теле гнетущую усталость. Она подумала, что это от переутомления. Придя с работы, Анна Григорьевна долго возилась на кухне, мыла и чистила посуду, готовила тесто для пирогов, которые пекла под субботу, а спохватившись, что пересыхает белье, стала гладить простыни, наволочки. И так вся ушла в дело, что лишь в двенадцатом часу выбрала минуту глянуть на будильник, и тогда вспомнила о муже, который еще не возвращался домой. И хотя в душе ее все давно отгорело, хотя не было у нее прежних чувств к мужу, напротив, с каждым днем он чаще и чаще раздражал ее своими выходками, но все равно, когда муж запаздывал, ее охватывала какая-то тревожность, ей хотелось, чтоб он скорее пришел. Сегодня тоже к Анне Григорьевне подступила эта тревога, когда она посмотрела на часы и поняла, что уже поздно, а муж еще не приходил. Она стала ждать его, прислушиваясь к стуку лифта, но вот явился он и опять, как всегда, врет, отравляет ей душу.

— Аферист проклятый!.. — возмущенно сказала Анна Григорьевна. — В себя вдыхаешь… И духами от тебя несет. У бабы был, кобель бессовестный!..

Успев снять один ботинок, Костричкин топтался с растопыренными руками по прихожей, пытаясь босой ногой стащить за задник второй, но он не поддавался, сидел, как назло, прочно, будто прирос к ноге.

— Что ж тут такого, если от меня духами пахнет, — говорил он, елозя по полу неподдающимся ботинком. — Ты прекрасно знаешь, где я работаю, там сплошные духи да одеколоны. Все вокруг ими благоухает.

— Не дурачь меня, как-нибудь разбираюсь. От тебя дамскими духами пахнет, да еще французскими… Опять у своей негритянки был… Я знаю, кого ты и здесь завел…

От этих ее слов Костричкин заметно протрезвел. «Откуда ей известно, что я у Зои был, — соображал он. — Выходит, ей все доносят. А вроде бы она и незнакома ни с кем из парикмахерской».

Неведомо было Костричкину, что не больше как неделю назад Анна Григорьевна встретила в метро уборщицу парикмахерской Пелагею Захаровну, и они потом долго сидели в вестибюле и разговаривали. Когда-то, в первые годы войны, они, тогда еще комсомолки, работали вместе в военном госпитале, выхаживали раненых. А потом их дороги разминулись. Но, как ни велика Москва, судьба иногда, раз в пять-шесть лет, вдруг сводила бывших санитарок где-нибудь на улице, в автобусе, в магазине, и они, обнимаясь и радуясь, вытирая слезы, вспоминали суровую юность, рассказывали одна другой про свою теперешнюю жизнь. Вот от подруги военных лет и узнала Анна Григорьевна, что Костричкин и на новом месте завел себе любовницу, чернявую молодую женщину, которую в шутку зовет «негритенком».

— Ну что ты зря выдумываешь?.. — усмехнулся Костричкин, стараясь перевести разговор в шутливый тон. — Какая там негритянка? Я что, в Африку на ракете слетал? К сожалению, люди пока не достигли того, чтоб к любовницам на ракетах кататься. Шибко дорог этот транспорт…