Теперь Фёдор Яковлевич всё чаще вспоминал своё блестящее время, когда где-то там в заполярной пещере, можно сказать, у чёрта на рогах, творил в клонотронах талантливых людей. Перебирая в памяти достижения его пещерной эпопеи, он всё больше проникался убеждением, что такие многообещающие заделы нельзя бросать на произвол судьбы, что если не он, то кто в стране, да и вообще на планете, продолжит его великое предприятие. Анфиса отогрела душу Фёдора Яковлевича и невольно заставила его снова ощутить свою значимость.
Однажды в конце ноября 2010-го Поползневу приснился яркий сон. Будто он – молодой и уверенный в себе – стоит в просторном зале, залитом голубоватым светом люминесцентных ламп. К нему подходит красивая молодая шатенка в белом халате и торжественно произносит, играя интонациями под Левитана: «Все системы вашего нового клонотрона работают в штатном режиме. И главное, – глаза шатенки вспыхивают любовью, – развитие объекта идёт в строгом соответствии с вашей революционной программой. Товарищ Фёдор, вы действительно один из великих». Его нервы радостно напряжены, а мысли прикованы к чему-то необыкновенно важному, зреющему в чреве нового клонотрона.
От сильного возбуждения Поползнев проснулся. В комнате уже светло, за окном величественно падает снег. «Но что же зрело там в моём новом клонотроне? И кто та красавица в белом халате» – спросил он себя, тяжело вздохнул и покорно взвалил на свои плечи груз неумолимой реальности.
Фёдор Яковлевич, встал; умываясь, внимательно рассмотрел своё отражение в зеркале, отметил признаки прогрессирующего увядания и принял решение нарушить данное прежним властям обязательство о неразглашении. За завтраком, он, преодолевая немалое волнение, рассказал жене, чем на самом деле занимался в Заполярье. Анфиса, естественно, была поражена. Она и раньше считала своего Федю великим человеком, но клонирование людей выходило за границы её представления о возможном. Через полдня напряжённых размышлений она сказала: «Поезжай-ка, Федя, в Норильск и обратись к промышленнику Гришке Никифорову. Говорят, он хоть и воротила, каких мало, но мужик мозговитый. У него есть деньги, очень много денег, и он, если захочет, может в момент возродить твоё дело. Хотя многое зависит и от тебя, Феденька, от твоего искусства уговаривать». – «И от благосклонности Фортуны», – добавил про себя Фёдор Яковлевич.
– А ты, Анфиса? – Поползнев пытливо всмотрелся в светлые глаза жены. – Готова ли ты жить в Заполярье, в стране, где полгода ночь, а лета, фактически, вообще нет?
– Господи! Феденька! Да я с тобою хоть на край света! – радостно засмеялась она.
– Анфисочка, надеюсь, ты понимаешь, что речь идёт именно о крае света.
– Конечно, дорогой. И не забывай, я всё-таки коренная сибирячка.
11
Вечером 5-го апреля 2007-го юный клон Поползнева лежал в гамаке и смотрел на темнеющее небо. Одна мысль не давала покоя Илье Маковскому: «Завтра мне исполнится шестнадцать, а у меня всё ещё нет цели жизни».
Школьные учителя прочили способному юноше блестящую карьеру в области точных наук. Советовали поступить в Иллинойсский технологический институт для изучения теоретической физики, но сам Илья сомневался. Современная физика, по его мнению, зашла в область, принципиально недоступную зрительному представлению, а он любил думать, перебирая цветные картинки, творимые его воображением.
В пунцовом сиянии вечерней зари зажглась Венера. Мысли Ильи устремились в чёрную пустоту Космоса. Проблемы космологии будоражили воображение и одновременно пугали, но не так своею сложностью, как своею фатальной непостижимостью. Ему захотелось порассуждать:
– Вселенная, вроде бы, конечна, и все её объекты, как бы ни было велико их число, в принципе, можно (пусть с помощью какого-то пока немыслимого робота будущего) пересчитать и описать. Более того, все те объекты, можно было бы в какой-то мере даже понять и предсказать их будущее, но с познанием прошлого возникнут проблемы куда сложнее. А начало начал всего сущего вообще недоступно для анализа, ибо о нём мы знаем лишь то, что оно даже не существовало, а всего лишь «БЫЛО» как грамматическая опора наших суждений.
Илья усмехнулся, вспомнив лекцию своего школьного учителя по истории. Начало начал современных физиков было ужасно похоже на Вселенную Парменида – великого философа, творившего на юге Италии в конце шестого века до новой эры. Этот гениальный грек не доверял органам чувств и утверждал, что реальный мир существует вне времени и вне пространства, что он един, однороден, неизменен и замкнут, как шар. Отсюда следовал вывод – такой мир просто непредставим и непознаваем.
И вдруг Илья услышал ровный грозный гул, и огромный жук свалился на его белую рубашку. Илья взял насекомое за спинку и поднёс к глазам – жук был ужасен, и он был прекрасен. Теперь мысли юноши переключились на живые объекты.