Арина Великая

То, чем он с Анфисой занимался в Томске, было обычной работой рядового академического исследователя. Иной раз Фёдор Яковлевич даже увлекался ею, натыкаясь на нечто необычное, но душа его, избалованная масштабом прежней работы, неизменно охлаждала его пыл, вкрадчиво шепча: «Это неплохо, но далеко не то, на что ты способен». Каждый год (особенно принимая экзамены) он присматривался к студентам, непроизвольно ища среди них талантливых людей, достойных клонирования, и, к удивлению, не находил их. Вот этот результат, пожалуй, действительно тянул на открытие. В общей сложности за годы работы в ТГУ перед его глазами прошло не менее пятисот студентов. Многие из них обладали хорошей памятью и живым умом, но когда он задавал им вопрос, на который не было ответа в учебниках, молодые люди с горящими глазами неизменно пасовали. У Поползнева сложилось впечатление, что знания даже у способных с виду людей лежат в их головах мёртвым, обездвиженным грузом. Значит, заключил он, самый дорогой человеческий капитал связан с талантом легко оперировать своими знаниями, то есть со способностью к творчеству. Впрочем, все эти грустные вещи были в прошлом, а сейчас он стоял на корме судна, несущего его, как ему казалось, в светлое будущее. Для поддержания радужного настроения он временами прикладывался к плоской бутылочке хорошего коньяка, которую прикупил в буфете теплоходика по поводу эпохального события – своего возрождения. Долгих двадцать лет он прожил, вспоминая своё золотое десятилетие – с тридцати до сорока. Интересно, что то золотое время теперь представлялось ему лишённым чётких зрительных образов – было лишь ровное напряжение от невероятной работы и восторг от сознания, что каждый новый день дарует ему радость продвижения вперёд. Каждый вечер в те годы он засыпал измождённым, но счастливым, и каждое утро просыпался с мыслью: «Вперёд!». И ничего слаще не было в его жизни – ни до, ни, тем более, после. Интересно, что Фёдор Яковлевич представлял себя в те годы весёлым молодым человеком, красивым и счастливым, легко решающим все проблемы, возникавшие на его пути. И всё-таки в той блестящей полосе его жизни был один пробел: он так и не испытал любовь к женщине. Оно и понятно – в пещере женщин просто не было. И тем не менее, даже в тех безнадёжных условиях он всё-таки сумел себя размножить, правда, его клон бесследно исчез на просторах США.

Фёдор Яковлевич отхлебнул от плоской бутылочки, сунул её в потайной карман комбинезона и уставился на пенную дорожку, оставляемую винтом теплоходика. И тут он услышал за собой весёлый молодой смех и восклицание: «Сашка, да ты видел когда-нибудь такие горы? Вот она затерянная Земля Санникова. Да ты посмотри на этот вулканический трапп! Какая красота! Какая мощь! Представляешь, что тут когда-то творилось!?» Поползнев повернулся – неподалёку от него, у поручней левого борта, стояли двое молодых людей (на вид им было не более двадцати). Тот, который только что говорил, вдруг обратил к Поползневу своё смеющееся лицо. Это лицо Фёдор Яковлевич узнал бы из тысячи! Это было лицо, которое он чуть ли не проел глазами, листая в Томске свой фотоальбом. Это было его собственное лицо в счастливое время молодости.

Поползнев был поражён: то, что он видел, выглядело чем-то из разряда паранормальных явлений. Но, даже находясь в экзальтированном состоянии, он никогда не покидал трезвых рациональных позиций, и его мозг лихорадочно перебирал гипотезы, способные объяснить, казалось бы, необъяснимое явление. Надо сказать, Фёдор Яковлевич даже любил это блаженное состояние страстного поиска приемлемой гипотезы, прекрасно сознавая, что непременно её отыщет, и случится это уже очень скоро. Наверное, подобное чувство испытывает кошка, играя с только что придушенной мышью.

12

Увидев свою копию, Поползнев мгновенно протрезвел. Жалкие тридцать-сорок миллилитров коньяка не могли вызвать галлюцинацию. А тем временем поразивший его юноша, видя смятение на лице пожилого мужчины, подбежал к нему: «С вами всё окей?» – Поползнев молчал. «С вами всё в порядке?» – переспросил молодой человек. «Да, конечно, – с трудом пробормотал Поползнев, и, превозмогая волнение, добавил: – Откуда вы?»

– Из Новосибирска, – улыбнулся юноша с лицом молодого Поползнева, – мы студенты Новосибирского университета.

– А где вы родились? – не выдержал Поползнев.

– Я в Норильске, а мой друг Сашка – в Бийске.

– А как вас зовут?

– Меня зовут Илья, а вас?

– А меня – Фёдор Яковлевич… Через пару часов я сойду на берег… Вы надолго в наших местах?

– Ещё с две недели.

– А куда направляетесь?

– На турбазу Бунисяк, там мы пробудем с неделю. Ну, пока, Фёдор Яковлевич! Приятно было познакомиться… До встречи, – добавил Илья, – намеренно прокатив на американский манер букву «р».

Он махнул рукой на прощанье и направился вслед за Сашкой к носовой части судна.

– Илья, а какую школу вы кончали в Норильске? – бросил вдогонку потрясённый Поползнев.

Юноша с лицом молодого Поползнева резко остановился, повернулся к пожилому человеку и, внимательно глядя ему в глаза, ответил: