Аритмия

С друзьями мужского пола у меня проблемы с девчоночьих лет. Ведь все или почти все выбирают партнёра не только для себя. Хоть и стыдятся самим себе в этом признаваться. Нечто вроде показателя собственной качественности. Партнёр должен соответствовать. И невольно смотрим мы на него или неё оценивающими глазами других. Вплоть до того, что зачастую не решаемся встречаться с понравившимся человеком, способным вызвать иронические усмешки окружения. Самое смешное, что происходит это не только в школярском возрасте. У меня, признанной красавицы, эта дурацкая проблема вырастала до гигантских размеров. Не могла себе позволить выбрать «обыкновенного» парня. Требовался принц. А где они, принцы? Боялась я разочаровать подруг, и не только подруг, смотревших на меня восхищёнными и завистливыми глазами.

То же самое и с замужеством. Все уверены были, что уж я-то отхвачу себе такого муженька, какой другим не снился. Рассчитаюсь я своей красотой за земные и неземные блага. Так долго и упорно вдалбливали в меня эту мысль, что я и сама поверила. Но возникла и обратная связь. Далеко не каждый парень, а затем и мужчина решался покорять меня, даже просто знакомиться. Считали, что нет у них шансов, а быть пренебрежительно отвергнутым самолюбие не позволяло. Не однажды случалось такое с ребятами, которые понравились мне.

Впрочем, особи мужского пола нравились мне редко. Всё-таки планку держала высоко, не разменивалась. Это уже не для окружения, для себя. Невинной в свои двадцать девять, конечно же, не осталась. Девственность я потеряла в пятнадцать лет. И отдалась не по любви, даже не по симпатии. Меня изнасиловали на новогоднем школьном вечере. Три пьяных гадёныша из выпускного класса. Заманили, затащили в дальний пустой класс, поиздевались. Я потом хотела покончить с собой, если бы не Дашка, наверняка руки на себя наложила бы.

Жить я осталась, однако история эта бесследно для меня не прошла. Нет, мужененавистницей не стала, но долго ещё даже случайное прикосновение мужской руки вызывало опасливо-гадливую дрожь. Спасибо Глебу, исцелившему меня. Глеб был тем самым принцем, которого ждут девушки и которого ждала и дождалась я. С ним я поняла, какая это радость – любить и быть любимой. Но он уехал. В другую страну. Звал меня с собой, а я не рискнула. В основном из-за мамы с папой. Никогда себе не прощу. Теперь уже ничего не поправить. Он женился, новости о нём узнаю от общих знакомых.

Были у меня потом ещё две интимных связи. Без любви. Нравились они мне, конечно, иначе не соглашалась бы, но не более того. И физиология давала о себе знать, куда ж от этого денешься. Что хуже всего, после первой же близости нравились они несравнимо меньше, Глеб ли тому причиной, или сломалось что-то во мне. А уж о том, чтобы соединить жизнь с кем-либо из них, и мысли не возникало. Восставало что-то во мне, как тисками держало. Счастливая Дашка, она никогда не комплексовала.

Даша Мишке не изменяла, но после развода кое-какие мужички у неё водились. Я всех их знала, тайн у нас друг от друга не было. И удивлялась её невзыскательности. Создавалось порой впечатление, что ей попросту лень сопротивляться. Особенно нравилась она южным мужчинам. Беленькая, округлая Даша сражала их наповал. Опять же боюсь показаться националистской, но я к этой братве, особенно к приезжей, залётной, отношусь с немалым предубеждением, больно уж много негожего о них наслышана и навидана, в поликлинике ведь работаю. Живу в страхе, что может Дашка влипнуть в какую-нибудь скверную историю. Застав у неё однажды залётного такого джигита, наглого и вида бандитского, устроила ей потом настоящий скандал. Дашка обещала мне, что впредь будет осмотрительней, хотелось бы в это верить.

Сама же я сейчас пребывала в довольно длительной лирической паузе. Ни с кем не встречалась. Ни настроения не было, ни желания. Но прежде всего – не было того, с кем хотелось бы встретиться. И совсем испортилось настроение после визита в это реанимационное отделение. Прошла уже неделя, а я всё переваривала в себе тот злополучный разговор с Дегтярём. У него и фамилия, накручивала я себя, была какая-то мажущая. И звали тоже вычурно: Матвей Самсонович. Как его, интересно, жена, близкие зовут? Мотя? Очаровательное имя для такого мужика.

Неожиданно поймала себя на том, что думаю об этом Моте подозрительно часто. И не только подробности нашей беседы вспоминаю. Вспоминаю его узкое лицо со светло-карими, устало-насмешливыми глазами, алюминиевый ёжик на голове. Вспоминаю, а это для меня в мужчинах едва ли не самое значимое, его крупные, белые, прекрасной лепки руки, которыми безостановочно вертел он – привычка такая? нервничал из-за того, что отказывал мне? – синий фломастер. И безмерно удивилась, когда вдруг поняла, что хочется мне подержать эту руку в своей руке. А ещё – провести ладонью по его седому ёжику – колючий ли, мягкий?