Аритмия

– Дашенька, это Матвей Самсонович, заведующий реанимационным отделением, я тебе рассказывала. А это, Матвей Самсонович, бесценная моя подруга. Мы, Даша, всего на несколько минут, кофейком согреться. Кофе у тебя, надеюсь, не перевёлся?

– Не перевёлся, – разулыбалась Даша, протягивая ему руку. – Рада познакомиться, доктор. Между прочим, у меня для согревания что-нибудь и покрепче кофейка найдётся. Если, конечно, вы не убеждённый трезвенник.

Умница Дашка, палочка моя выручалочка, мгновенно оценила ситуацию. Оставалось выяснить, как Мотя отреагирует на напиток «покрепче».

Он и здесь не стал чиниться, посетовал лишь на то, что невольно попал впросак, заявившись в гости с пустыми руками, пообещал не остаться в должниках. После чего попросил у Даши позволения самому приготовить кофе и направился в ванную мыть руки.

Воспользовавшись его отсутствием, я быстренько посвятила Дашку в причину нашего с Мотей появления и в план дальнейших действий. Всё сводилось к тому, что мы – почему-то я говорила о нас двоих – должны растопить Матвея Самсоновича до восковой мягкости, чтобы лепить затем из него нужные нам фигуры. Прежде всего для того, чтобы решился вопрос о моей дальнейшей работе. Есть у меня, сказала я Дашке, ещё одна хитрая задумка, но пока говорить о ней преждевременно. Дашка озаботилась тем, что в холодильнике у неё всего одна, и то початая, бутылка вина, маловатая для растопления такого мужика. Я возразила, что сила не в количестве, а в качестве сопровождения.

Проявить себя во всём желаемом блеске великого умельца по сотворению кофе Моте, к его искреннему огорчению, не удалось. Кофе у Дашки был растворимый. Но посидели мы славно. Приемлемых съестных припасов у Дашки отродясь не водилось, поэтому закуска была выставлена более чем скромная и причудливая. Малосольные огурчики из мною же подаренной Даше банки маминой заготовки, мамино же клубничное варенье, художественно нарезанные мною ломтики колбасы, два бумажных стаканчика йогурта и обречённо затвердевшее в битве с быстротечным временем бисквитное печенье. Зато кофе вдоволь и оформление затейливое. Мы-то с Дашкой ко всему этому были привычные, молодые наши желудки не роптали, но и опасения, что великовозрастный доктор спасует перед таким экзотическим ассорти, оказались напрасными.

Приторно-тягучий Дашкин кагор пили мы маленькими глотками, чтобы подольше хватило. Стоило это делать хотя бы для того, чтобы послушать хотя бы очередной Мотин тост. Доводилось мне бывать в компаниях очень высокого интеллектуального уровня, слушать людей остроумнейших, великолепных рассказчиков, признанных корифеев застолья. Но вряд ли кто из них мог бы потягаться с Матвеем Самсоновичем.

Мотя был бесподобен. Вот уж не ожидала от степенного, убелённого классическими сединами доктора такого юного задора и темперамента. И не только байками нас развлекал, анекдотами смешил. Обладал он уникальным даром о самых, на первый взгляд, обыденных вещах и событиях рассказывать так, что глаз от него отвести было невозможно. Казалось, говори он с нами ночь напролёт – до утра бы ему с тем же пылом внимали. И как-то незаметно перестала я замечать сокрушительную возрастную разницу между нами, давно не бывало мне так легко и хорошо.

Говорят, женщина любит ушами. И немало тому примеров, когда редкостные красавицы выбирают себе в любовники и мужья неприметных внешне, но ярких, умных и, особенно, остроумных мужчин. Эзоп – хрестоматийный пример. Матвей Самсонович, убеждена, мог бы при желании очаровать любую женщину одними своими речами. Но я только сейчас разглядела, насколько он хорош. Той нечастой мужской красотой, которую неспособны загубить ни время, ни печали. Которая с годами лишь набирает крепости как, расхожее сравнение, благородное вино. И я бы, наверное, уже не хотела повстречать его былым юным и чернявым – такой, с упрямым седым ёжиком на лобастой голове, был он мне милей. Как же я раньше не заметила, что и тяжёлые веки, и кинжальные продольные складки на его щеках не следы увядания, а олицетворение неколебимой мужественности, прочного, надёжного мужского характера. Рядом с ним все мои прежние молодые и прыткие избранники – вода на киселе.

Вряд ли тут дело в выпитом вине, хотя питок я никудышный и легко пьянею. И сколько я того вина выпила? – неполная бутылка на троих. Но сомнение во мне зародилось просто немыслимое, даже крамольное. Пришлось бы мне сейчас выбирать между навсегда, казалось, полонившим моё сердце Глебом и нынешним Матвеем Самсоновичем – призадумалась бы. Фантастичней всего, что революция эта во мне свершилась за какие-то час-полтора.

Не избежала его магнетической притягательности и Дашка. Очень любопытно было за нею наблюдать. Кокетничала с ним напропалую, зеленоватые глаза её заискрились отмытым, изумрудной чистоты блеском. Уж наверняка не по моему заданию.