Попытаться объяснить это словами невозможно. Это не было даже намёком на мимолётную влюблённость, увлечение. Да и не могла я увлечься и тем более влюбиться в старого, старше моего отца, мужчину, наверняка деда уже. Тут было что-то другое. Какое-то навязчивое, патологическое желание снова увидеть его, услышать его голос и, самое необъяснимое, коснуться его руки, волос. Казалось почему-то, что лишь таким сомнительным способом смогу избавиться от наваждения.
Но вызревала ещё одна идея, достойная лукавого, от Евы длящегося, роду-племени, – поквитаться с ним. Нет, не отомстить – не настолько я пакостная женщина. Просто заставить его побывать в моей шкуре. В шкуре отторгнутого человека. Пусть бы он влюбился в меня, а я бы до него, экземпляра, не снизошла. Не по Сеньке, мол, шапка. У него свой спаянный коллектив, а у меня свой. Правда, несколько подмочена была эта увлекательная забава тем, что мне вдруг в самом деле захотелось, чтобы он в меня всё-таки влюбился. Чертовщина какая-то.
И я созрела, начала вынашивать планы нашей случайной встречи. Здесь особых проблем не было, ведь в одном с ним здании, только этажом ниже, работает та моя приятельница. В поликлинике я принимала в первую смену, заканчивала в три, он же наверняка оставался в своём проблемном отделении дольше, тем более в операционные дни. При большом желании пересечься с ним труда не составляло.
Ну, ладно, – размышляла я, – допустим, пересеклись, даже, если повезёт, перекинулись парой слов. Дальше что? Не назначать же ему свидание. Устраивать новую случайную встречу? Мне нужны были хотя бы четверть часа, чтобы спокойно, не наспех, пообщаться с ним. И обязательно наедине, что в больнице сделать непросто. И вообще желательно не в больничной обстановке, когда он в халате и «при исполнении». Оптимальный вариант – чтобы он, допустим, немного проводил меня. Поговорили бы о том-сём – и, убеждена была, закончилась бы эта чертовщина. Никаких прикосновений не понадобилось бы. Но не поджидать же его, прячась за углом. Причём неизвестно сколько времени – он ведь может и до ночи там торчать. Во-первых, я уже не в том возрасте и положении, чтобы опускаться до столь унизительных приёмов. А во-вторых, он, скорей всего, приезжает и уезжает на машине, не под колёса же мне бросаться.
И я решила положиться на удачу. Съезжу в больницу, покручусь немного, а там как получится. Сделать это решила не откладывая, следующим же днём, но, по поговорке, человек предполагает, а Господь располагает. Вечером зазвонил телефон. Ольга Петровна? – спросил мужской голос.
– Да, кто это? – ответила я, пытаясь припомнить, кому он принадлежит.
– Некто Матвей Самсонович, если не забыли ещё такого.
Теперь узнала. А насчёт того, не забыла ли, много могла бы ему интересного рассказать. Изумилась так, что едва трубку не выронила. И, конечно же, задала, растерявшись, глупый вопрос:
– Как вы узнали мой номер?
Будто так уж трудно было сообразить, что он родственник приятельницы, сватавшей меня ему.
– Сердце подсказало, – хмыкнул он, и я сразу же явственно вспомнила, как он улыбается.
– Что оно вам ещё подсказало? – Я понемногу приходила в себя.
– Знаете, – уже, судя по голосу, не улыбался, – у меня после нашего разговора остался неприятный осадок. Откровенно сказать, всю неделю покоя не даёт. Боюсь, вёл себя, мягко выражаясь, не по-джентльменски.
– Вы передумали и хотите взять меня со всеми моими дефектами? – Я уже способна была острить, но тут же подосадовала о двусмысленно прозвучавшем «взять меня».
– Я по случаю оказался недалеко от вашего дома, – уклонился он от ответа. – Если вас не затруднит минут через десять-пятнадцать выйти, мы могли бы продолжить наш диспут. Совсем ненадолго.
Я ответила не сразу. И не только для того, чтобы, соблюдая неписаные правила вековой игры, не соглашаться сразу на мужское предложение встретиться. В самом деле творилась какая-то чертовщина. Всё мною придуманное необъяснимо сбывалось, вплоть до прогулки вдвоём. Зато в одном сомневаться не приходилось: он мною заинтересовался. И наверняка не только как потенциальным сотрудником. Стал бы он иначе телефон мой разыскивать и по случаю возле дома околачиваться. Уйти из поликлиники мне очень хотелось, но желание пообщаться с ним было не меньшим.
– Разве что ненадолго, – сдержанно произнесла я и деловито закончила: – Через двадцать минут.
Девятнадцать из двадцати провела у зеркала. Вышла красивая и задумчивая. Он уже ждал. Без белого халата, в тёмном костюме, выглядел стройней и моложавей.
Я протянула ему руку, и первый номер концертной программы – прикосновение – состоялся. Ладонь у него оказалась тёплой и сухой. Чему я порадовалась – со школьной поры питаю отвращение к потным рукам. Ничего, однако, не почувствовала. Сердце не дрогнуло, но и разочарования не ощутила. Просто поздоровались. Вот и голос его, теперь нетронутый телефоном, услышала. Тоже не событие.