Аритмия

Как уж водится при длящемся знакомстве, доверили они друг другу какой-то минимум сведений о своей жизни. Одно её признание было для Климова крайне неприятным. Светлана сказала, что нет худа без добра: благодаря этому её злосчастному падению она не только скрасила своё пребывание здесь, задружив и с ним, и с Сонечкой. Ни с соседками по комнате, ни с кем-либо другим поближе сойтись как-то не удалось, да и не хотелось, никто по душе не пришёлся. Но главное – она теперь, якобы «состоя» при докторе Климове, наблюдавшим за её выздоровлением, избавилась от приставаний Алика. Забредя впервые с соседками на танцы, еле потом избавилась от него, спасалась бегством. Пакостник редкий, он сразу же, пригласив её танцевать, столько стал позволять себе, что она чуть со стыда не сгорела, едва отбилась. И потом ещё все три дня, оставшихся до падения на волейбольной площадке, боялась оказаться где-нибудь в одиночестве. Накануне же вечером, подловив её на отшибе возле туалетов, он, крепко выпивший, схватил сзади за шею и потащил куда-то в темноту, зажав ей рот. А затем крикнул ей, сумевшей вырваться, вслед, что всё равно она, сука, никуда не денется от него, пусть не надеется. Повезло тогда: послышались невдалеке мужские голоса, не погнался он за ней. Она и загорать-то на пляже поспешила вместе с Климовым и Сонечкой, чтобы Алик это видел, принял к сведению. Слушая её, Климов закипал от злости, как если бы речь шла действительно о его жене. И, в тот же вечер, вспомнил вдруг Климов, где он видел этого Алика. Не сразу удалось это ещё и потому, что тот был тогда коротко стрижен и без усов. Земляком оказался. Выявил Климов у него цветущий сифилис, направил в стационар, но Алик сбежал, и разыскать его, тем более принимая во внимание ущербность имевшихся для этого возможностей, не удалось. И хорошо бы, если лечился он потом у подпольного врача, а не у какого-нибудь шарлатана, загонявшего острый процесс в хронический, дело не редкое…

Тем недобрым утром Климов, проснувшись непривычно рано, увидел просунутый снаружи под дверь сложенный листок бумаги. Поднял, развернул, прочитал. Всего несколько слов, написанных неровными, скачущими буквами, видно было, что второпях. Светлана прощалась с ним. Благодарила за доставленное ей удовольствие в эти совместно проведённые дни. Извинялась, что не смогла проститься лично, нет у неё такой возможности – сейчас в город уходит машина, подбросят её в Новороссийск. Желала им приятно провести отпуск и всего хорошего.

Ничего не понимал. Вчера вечером расстались как обычно, ничего она ему о скором своем отъезде не говорила. Знал он, что отдыхать ей здесь ещё десять дней. С кем вдруг уехала она в ночь и почему? Приехал за ней муж, забрал? Получила извещение, что дома что-то стряслось, поспешила в Москву? Была какая-то иная, неведомая ему причина? Но почему не написала ему о ней, не придумала что-нибудь, в конце концов, если не хотела откровенничать? Он, коль на то пошло, не заслужил такого бесцеремонного к себе отношения. Но в одном мог не сомневаться: и его, и Сонечкина жизнь тут без неё сильно оскудеет. И ещё знал, что смиренно проглотить этот её недружественный выверт у него не получится. Он обязан выяснить, что всё-таки приключилось, должны ведь были остаться какие-то следы, не в глухом лесу живут.

Он пошел к её жилищу. Зарождалось южное утро, свежевыпеченное сплющенное солнце едва лишь выкатилось из-за темневших вдали щетинистых гор, народ ещё только просыпался, возле столовой, ожидая открытия, позёвывали две местные собаки. Было рассветно розово и свежо. Но Климову теперь было не до всего этого.