Аркадиана

-- Ты меня совсем не знаешь, - говорю я. - Как ты мне доверяешь такое дело?

-- Да, - говорит он. - Правда. Но я рискну. Пойдем?

-- Пойдем, - соглашаюсь я.

Мы вместе выходим с пляжа. Точнее, он идет, а я послушно, закутанная в рубашку, плетусь следом. У бара, спотыкаясь о покинутый стул, я тоскливо оглядываюсь, услышав на чьем-то мобильнике пронзительно запищавший Гимн Советского Союза. Пожалуй, я бы предварительно крепко напилась. Без бутылки происходящего не осмыслить... Хоть бы Андрей с Гариком по дороге не попались... С другой стороны, взрослые ж люди, хватит ума не устраивать сцен - может, муж ко мне приехал...

В холле он шарит глазами - плохо запомнил, куда идти, а я, пользуясь секундной паузой, достаю телефон и с силой давлю на кнопку.

-- Что ты делаешь? - спрашивает Антон.

-- Выключаю, - говорю я. - Зачем он мне теперь?

Он чуть мешкает, а потом берет меня за руку и ведет по коридору первого этажа.

Кажется, я спала. Просыпаюсь я от близкого, в коридоре, истошного детского крика вперемешку с ревом.

-- Nein! - вопит ребенок басом, как паровозная сирена. - Ne-e-ein!

Кого-то укладывать ведут. Наш Лютик тоже раньше так орал.

В ответ слышен строгий и сердитый немецкий голос. ...У вас продается славянский шкаф?... Шлоссер, вы проиграли... Я выбираюсь из размытых сонных лабиринтов. Что-то рядом хрюкает. Это откуда?... Ах да. Это Антон. Господи, откуда он взялся на мою голову... Что за цирковые трюки... Что мне теперь с ним делать?

Я сажусь в постели и смотрю на бледный в отраженном уличном свете потолок. Что мы имеем в сухом остатке? Рядом уютно похрюкивает чужой мужчина, решивший устроить легкое приключение - не пропадать же выходным. С морем, солнцем, литрами пива и мной - как банкой кильки к рыбному заказу из детских времен. Как ни суди, а чужой муж - всегда вещь, взятая напрокат. Сладко спит... устал с дороги. У него в мозгу замкнута дешевая схема, подсмотренная в фильме про лирические похождения терминатора. А мне что прикажете делать? Лежать и прислушиваться к его дорогому дыханию? Не хочу я лежать. Мне такая музыка скучновата... Я начинаю понимать Веру, требующую к основному Мустафе еще закуску. Меня тянет на все стороны света одновременно. Я осторожно вылезаю из-под одеяла, одеваюсь, открываю окно и вылезаю прямо в клумбу. Двери в отеле хлопают так, что если хочешь тишины, держись от них подальше... Хорошо я, наверное, выгляжу со стороны. Интенсивная личная жизнь омолаживает - но на поведенческом уровне. Ума не прибавляет, к сожалению... К старости мне светит превратиться в ту шаловливую бабушку в телевизоре - в мини-юбочке, озабоченную, к лицу ли очередная цацка... Больше всего я боюсь, чтобы какой-нибудь бюргер не схватил меня за шкирку, как злостного похитителя чужих плавок. Я проскальзываю под кустом, по неестественно орошенному газону, и на четвереньках выбираюсь на мощеную дорожку.

Жизнь кипит. Такое впечатление, что ночью бодрствует больше народу, чем днем. Ходят дамы, разодетые, как в санатории Минобороны. Бегают дети. Кто не может бегать - ковыляют. Однако не спят. Гремит дискотека где-то в подвале. Я захожу в парадное - как все нормальные люди - беру ключ от номера, где на моей оскверненной постели дрыхнет Леша, проникаю внутрь и расталкиваю этого здорового кабана. Леша от толчков тихонько стонет и потом испуганно приподнимает всколоченную голову.

-- А?..

-- Тссс, - шепчу я. - Одевайся.

Леша послушно одевается. Не иначе, в армии служил. Быстро, четко, и ни одного вопроса. Не успевает он застегнуть свои бриджи, как волочу его в коридор.

-- Что такое... - бормочет Леша, щурясь на яркий свет. - Ну что случилось?..

-- Сейчас увидишь, что случилось, - я, искательно оглядываясь, влеку его по коридору. Где бы найти такое место, чтобы прижать этого заменителя женской аэробики к стенке...

За коридором следует лифт, потом двор отеля... наконец, я запихиваю его в пляжный туалет. Глаза у Леши лезут на лоб.

-- Да подожди ты, сумасшедшая! - отбивает он. - Да не сюда!... Подожди...

Окончательно проснувшись, он сам толкает меня в какую-то конуру, набитую пляжными полотенцами.

Мы сидим вместе с Лешей на пирсе. Глубокая ночь, народу нет, никто не купается, и за спинами у опустевшего бара слоняются только сомнамбулы в глубоком градусе. Я беру из горсти мелкие камушки и по одному швыряю их в море. Жаль, я не захватила семечек. Зря мне их везли?

-- Не знаю, - говорит Леша. Он словно избегает ко мне прикасаться. - Не понимаю я вас...

-- Почему ты должен понимать, - говорю я. - Ты не профессиональный пониматель.

Мне хочется добавить, что у него совсем иная профессия, но я помалкиваю. Не мне судить, кто чем по жизни занят.

-- Что же делать, - говорю я. - С этим веком наш роман бессердечен и нечист. И с этим веком тоже...Думаю, я - не самое страшное, что ты видел.

-- Глаза не зашьешь... - выдыхает Леша задумчиво. - Шоры не наденешь... Не самое...

Он замолкает. Я тоже молчу. Мне лень говорить.