Аркадиана

-- Пусти! Ну пожалуйста! - кричу я всерьез. Не люблю безмозглых атлетических демонстраций. Силу следует употреблять в мирных целях... Он становится на краешек.

-- Раз... два...

Не успеваю я испугаться, как падаю в пустоту спиной вниз, хлопаюсь в воду, мне захлестывает нос, и я в панике чуть не захлебываюсь. Кажется, я перестаю кричать, отфыркиваюсь и быстро гребу к берегу. Надеюсь, он не сообразит покидать в меня булыжниками? Их на пляже навалом, сами в руки просятся, чего не покидать...

-- Давай руку, - лениво говорит он сверху. - Давай же.

Я отплевываюсь от очень-очень соленой воды и плыву. Он идет по пирсу за мной.

-- Да ладно тебе, - говорит он снисходительно. - Что ты, шуток не понимаешь...

Пляжный турок наблюдает за нами недвижимо, но пристально. Слава богу, есть тот, кто не позволит меня утопить. Или позволит?.. Мало ли какие капризы у постояльцев - оплачено?..

На выходе я вязну в мокрой гальке, кое-как выбираюсь на берег, отпихиваю его и иду к отелю. Мне приходит в голову, что надо срочно сушить платье. Платье-то у меня одно... Сколько оно сохнет?... Что за кретины попадаются, хлебом их не корми, дай посамоутверждаться... Стеньки Разины фиговы... нас на бабу променял... Лучше бы выбрала какого-нибудь турка, у них хоть нету комплексов на мужской почве... На какой угодно, а на этой нету... Они по крайней мере знают, что женщина существует не для кидания в воду. Клянчил бы деньги... только и всего...

Антон настигает меня и обхватывает руками.

- Ладно, дурочка, что ты, кончай, - говорит он. Я отталкиваю его руки, но он взял целью воспользоваться силой в полной мере. Конечно, я не справлюсь... Я вспоминаю родную Москву, набираю воздуха в легкие и верещу так, что слышно, наверное, в Анталии. Если действует на бродячую собаку, почему не подействует на домашнего мужчину?

Для начала у меня самой закладывает уши. Кажется, что весь отель приподнимается над берегом, и неуверенно становится на место. Даже фонари качаются в листве от избытка дицебел. Завтра я, наверное, охрипну... Антон отлетает метра на два в сторону.

-- Да ты что! - орет он как раненый бык. - Дура! Истеричка!

Он уже не страшен. Бродячая собака и та побоялась вернуться... Публика в зоне прямой видимости оторопело смотрит на меня, как я гордо, в мокрых тапочках, обтекая и оставляя за собой мокрые следы, двигаюсь в отелю. Надеюсь, никого кондратий не обнял от крика... Надеюсь, меня не выкинут отсюда за нарушение аккустического равновесия... Мой папа не позволял спускать такие штуки... Кому угодно... хоть генеральному секретарю, хоть президенту, хоть черту лысому.

Мне холодно. За регистрационной стойкой протестующе вякают. Лучше бы помолчали... Или я прилюдно сниму платье, под которым ничего, и они скандала не оберутся... Не оборачиваясь, я шествую в номер. За стойкой не настаивают - Мустафы опасаются, не иначе. Вера для себя все правильно устроила - с ее предмета есть хоть толк, как бы она не вздыхала о наличности... В номере, закутавшись в полотенце, я бережно отжимаю платье. Может, постирать? Шелк не стирают мылом... Как бы не было разводов... На каких грядках растят идиотов?.. Неет, в другой раз - только Мустафа, или подобное... За бормотанием меня застает всезнающая Вера, которая влетает с возбужденным видом - то ли следила из-за кустов, то ли рассказал лазутчик.

-- Ты чего орешь? - выпаливает она испуганно.

-- Ничего, - отвечаю я злобно. - Хочу и ору. Настроение у меня такое - орать.

-- Господи, - говорит Вера и прижимает руку к сердцу. - Прям было впечатление, что тебя режут, ей-богу.

-- Режут тихо, - говорю я. - Будут резать, не услышишь.

С тумбочки раздается телефонный звонок. Я вздрагиваю.

-- Меня нет, - говорю я поспешно.

Вера улыбается загадочно и противно, и берет трубку.

-- Алло, - говорит она медовым голосом. - Да... нет. Нету. Ну точно нету... Клянусь... Да откуда?..

Я снова вздрагиваю.

-- Чего? - кричу я. - Это меня? Меня?

-- Успокойся, - говорит Вера. - Не тебя.

-- А кого? - спрашиваю я. - Кого нету?

-- Не кого, а что, - говорит Вера. - Лимона.

-- Чего? - спрашиваю я с уверенностью, что голова едет на сторону.

-- Ничего, - говорит Вера спокойно. - Бухает кто-то, коньяк жрут. Говорят: девчонки, у вас лимончик есть? Ну я говорю: нету...

-- А кто звонил? - спрашиваю я, подумав.

-- Я откуда знаю, - отвечает Вера.

Мы начинаем вместе смеяться, и потом уже хохочем. Убедившись, что я пришла в себя, Вера для успокоения нервов раскладывает карты. Наше парное кукареканье слышно на полотеля. Накукарекавшись, насмеявшись, я валюсь на кровать - и чувствую, что меня бьет дрожь. То ли от холода, то ли от усталости... то ли от общего нервного состояния.

-- Ох, я устаала... - протягиваю я, роняю карту, натягиваю на голову одеяло и закрываю глаза. Без перехода.

-- Еще бы, - глубокомысленно заявляет Вера, и я слышу, как она шелестит, собирая карты. - Есть от чего...

Хочется спросить, что под покровом столь внушительного тона она имеет в виду, но не ворочается язык, я устраиваюсь удобнее и засыпаю. Спрошу завтра. Время есть.