Аркадий Бухов

Из импрессионизма родились футуристы и кубисты… О них говорено слишком много — кто они такие, повторять не хочется. По закону размножения и им суждено иметь потомство.

«Семен роди Ивана, Иван роди Петра… От дедушки-болвана какого ждать добра…»

Родились геометристы…

В одном из английских журналов они говорят о себе:

«Кубисты тупо однообразны, между тем как мы, геометристы, понимаем искусство гораздо шире. Художник-геометрист имеет в своем распоряжении жизнерадостно-веселый круг, злобно-дерзкий треугольник, спокойно-уравновешенный квадрат и много других форм рисунка, из которых каждый кладет на всю картину свой особенный отпечаток».

Геометристы уверены, что каждое движение, каждую форму и настроение можно изобразить… геометрически!

Как они это делают, вы можете судить по снимкам с их картин.

Когда геометристы появятся в литературе, они непременно будут писать:

«Дорогая моя! Гипотенуза моего сердца ищет катета твоей любви. Равнобедрись! Не строй глазами сорок пять градусов… Душа моя исходит квадратом…»

Стихи у геометристов должны были быть приблизительно такого типа:

Ах, шепни любимой Кате ты,

Наклонившись над столом:

— Мы с тобой ведь. Катя, катеты

С одинаковым углом…

Вдохновись печальной музою

Точно смеренной любви

И ее — гипотенузою

Перед всеми назови…

Наша страсть ведь — не поветрие:

Раз пришла — и навсегда…

Счастье только — в геометрии.

Остальное — ерунда!..

Создавать такие художественные направления может каждый свободный от вечерних занятий молодой человек.

Только нужно ли это?..

1913

Искусство юмора

Я знаю много людей, которые по целым часам простаивают во время гололедицы у окна и высматривают — не упадет ли кто-нибудь на тротуаре. Наиболее скромные из них удовлетворяются какой-нибудь старушкой, рассыпавшей яблоки, и идут к своим очередным занятиям; изысканные — дожидаются перелома костей или, по крайней мере, временного пребывания намеченной жертвы в лежачем положении. Таких людей рассмешить легко. Хорошо обваренная крутым кипятком собачонка, цветочный горшок, падающий с четвертого этажа на голову сельскому учителю, — даже и это в состоянии дать им несколько веселых и приятных минут. Такие люди чувствуют беспрерывно голод смеха, и, если им попадается в руки простой бухгалтерский отчет за минувший год или вышедший из продажи каталог семян, они уже бегут запирать двери своей комнаты, чтобы никому не помешать бешеными взрывами искреннего хохота.

Несравненно хуже тот класс людей, который смеется исключительно горьким смехом даже в зверинце и считает юмористику в литературе — гвоздем, неумело положенным в суп. Заставить смеяться таких людей безумно трудно. Прочтя сборник веселых рассказов, они сейчас же начинают сравнивать его по степени пользы с энциклопедическим словарем или домашним самолечебником; вполне естественно, что вывод получается не в пользу юмористики.

Кроме того, даже самое желание заставить читателя смеяться кажется им обидой, недальновидностью автора.

— Тоже, — холодно замечает такой читатель, — смех напал… Подумаешь, велика мудрость ржать… Нет, ты жизни не игнорируй… У нас вот водопроводная труба через три дня лопается — а ему смех. Опять же, дошкольное воспитание. Нет, ты, милый, пиши так, чтобы детям показать можно было.

Веселую остроту и юмористические переходы такой читатель признает только в очередной статье о внутренней политике и повышении тарифа на сахар.

Поэтому-то редкий юморист надеется на то, что его книгу переплетут хотя бы в прошлогодние корочки от приложений к какому-либо журналу.

Путь к человеческому смеху тяжел, и юмористу приходится выбирать массу направлений, чтобы хоть каким-нибудь образом вырвать у читателя улыбку. О наиболее интересных направлениях юмористики я и скажу дальше.

Смех с насилием

Юмористы этого лагеря держатся совершенно справедливого взгляда, что чем раньше насмешишь читателя — тем ему приятнее.

Поэтому юмор у них падает внезапно и сразу, как ведро с краской на Глупышкина. Смешат они, не давая читателю опомниться, хватая его как волка борзые, за горло.

Разговор ведется обычно в таком тоне:

«По двору бегала собака (хвост у нее был обрублен, и кончик лежал в книжном шкафу), вдруг в это время Петр Николаевич (две ноги, большая лысина) упал на живот. Сейчас же сбежалась толпа, и стали хватать собаку за лапу (а лапу кто-то взял и переломил поленом!): та визжала, а Петр Николаевич стонал.

В это время в семье у Синицыных старший сын подошел к столу и плюнул в суп…»

Такие рассказы, по убеждениям их авторов, должны рассмешить даже мертвого. Весьма возможно, что у этой категории читателей они имеют вполне заслуженный ус-niex. Читатели, оставшиеся в живых, прочтя внимательно ряд таких рассказов, быстро отходят от юмористики и занимаются выжиганием по дереву.

Юмор развязки

«Здесь юмористу приходится быть тонким психологом, для того чтобы, дав читателю серьезную, обоснованную фабулу, внезапно поразить его совершенно неожиданным веселым концом. Ничто так не действует в жизни и в литературе вообще, — как внезапный переход к другой теме или неожиданный результат…