Читаем Аркадий Гильбух полностью

...До переправы через Северный Донец, невеликую, но все-таки реку, добрались на попутной полуторке. Никогда позже за всю свою долгую жизнь он не увидит такого скопления людей, машин, живности... Казалось, вселенская толпа собралась у этой переправы через небольшую реку... Фактически, переправа - это горлышко бутылки, сквозь которое стремилась пролезть вся эта человеческая масса.

«Горлышко» постоянно, методично - по часам - бомбили немцы. Он сохранил в памяти, как разбомбили идущую впереди полуторку, как летели во все стороны оторванные руки, ноги... И если можно говорить в этой ситуации о везении - матери с сыном повезло: они едва успели перебежать на другой берег и спрятаться в небольшом лесочке, как вновь переправу разбомбили в очередной раз. Аркадий с мамой лежали на земле под деревом, а мама нервически теребила сумочку, открывая и закрывая замочек: рядом кричали раненые, рвались снаряды... И лишь к вечеру все стихло. Они поднялись, чтобы идти дальше на восток. Аркаша заметил на земле какие-то бумаги, явно документы, подобрал и позже показал маме. Она взглянула, обомлела и... начала целовать сына -оказывается, это их документы, которые она выронила из сумки.

Ну, а потом железнодорожная станция, санпропускник. Он до сих пор удивляется той четкой организации работы с беженцами, которая была налажена. Их помыли, накормили, пропарили одежду и посадили на поезд до Саратова. Оттуда направили в деревню Пузановка. Она и стала их вторым за время эвакуации пристанищем. Мама работала в местном колхозе учетчиком, Аркадий пошел в первый класс. Пузановку он запомнил на всю жизнь. Во-первых, здесь следовали правилу тогдашней педагогической мысли: все должны писать правой, кто там пишет левой? Аркаша был левшой, и эту непокорную, «неправильную» руку ему привязывали к телу - отечественная педагогика скоро могла бы торжествовать. Во- вторых, он заболел корью, и болел так долго и тяжело, что в первый класс ему пришлось идти вновь на следующий год. Наконец, здесь, в Пузановке, они получили долгожданную весточку от отца. Он был на фронте, но сумел найти их, да еще связать со своей родней, эвакуированной в Казахстан.

Мать с ребенком отправились к этой родне. Тем временем переписка с отцом

оборвалась. Много позже они узнали, что в бою мина разворотила ему живот, что по всем медицинским меркам он не должен был выжить, но чудеса случаются и на войне. Отец опять нашел их - уже в Казахстане. Но до встречи было еще очень далеко.

Третья эвакуация - в Казахстан далась особенно тяжело: голод давал себя знать, они откровенно бедствовали; он никогда не забудет синий суп из совершенно

«нижевачего» мяса старой кобылы, есть это было невозможно. Когда в 1944-м освободили Лубны, мать и сын двинулись домой. Теперь уже не в теплушке, а в настоящем вагоне...

Школа


...Лубны оказались разрушенными до основания - ни одного целого административного здания: война хорошо прошлась по здешним местам. Но все- таки она стремилась к концу. Им нашли маленькую комнатку, мать устроилась на работу. Аркаше предстоял второй класс, но это в сентябре, а пока на дворе лето, его отправили к знакомым в деревню с важной миссией - пасти коров. Расплачивались натурой - молоком, творогом... Хватало и себе, и маме. Она нахваливала 9-летнего мальчугана: «У меня только на тебя надежда». Он помнит, что до зимы успел насобирать и наготовить дров. По возрасту ребенок, но на войне год считался за три. Помнит Аркадий и тот кукурузный хлеб, который невозможно было есть, и тетради из газетной бумаги - писали между строк. Но было и большое счастье - вернулся с фронта, после тяжелого ранения, отец.

Аркадий пошел учиться в школу № 3 - единственную в городе, где обучение велось не на украинском, а на русском языке. Много позже, когда его спросят, какие иллюзии в жизни он сохранил, ответит: «Желание еще раз учиться в школе № 3».

Время учебы промелькнуло, как ему кажется сегодня, словно миг. Конечно же, было все: и любимые учителя, и нелюбимые (и тех, и других помнит по именам), и как на уроках шалили, и как «доставали» Веру Петриевну - учительницу по украинскому. Веру Петриевну он не терпел, хотя сам не мог четко объяснить за что; сбегал с ее скучных занятий. Зато как повезло им с учителем математики! Иосиф Петрович Сухопара разбудил, развил в Аркадии Гильбухе особое отношение к математике.



Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза