Аркадия

Однако разве не чудно: тело угасает, а душа стремится себе ввысь, воспаряет. В ней пылает огонь, это видно. Экстаз. Крох пытается припомнить: где он уже это видел? Ответ приходит к нему ночью. В юности, когда он упивался знаниями, в библиотеке колледжа – безлюдный раздел книг по искусству, щедрый их расклад, дурманяще чувственные краски. Лики святых. Девицы: Екатерина Сиенская, святая Вероника, Колумба Риетская. Чудодейственная анорексия, тело, освобожденное от телесных потребностей, напитанное вином Божиим.

Крох вжимается лицом в отцовские свитера, страстно желая, чтобы Эйб явился, все наладил, все взял на себя.

Он закрывает шкаф. Луиза ходит по кухне. В комнате Ханны темно, они тут с Ханной одни. В вязком воздухе ровный глас произносит тихонько: Не бойся, Крох. Я же вот не боюсь.

* * *

Целую пленку он изводит, фиксируя, как падает косой дневной свет на изможденное лицо матери, как руки ее свернулись улитками на тесте ее живота.

Пленку он проявит потом, в кромешной тишине фотолаборатории для цветной печати, и на свету снова будет держать мать в руках, изломанную и зернистую, загубленное ее тело, прикрашенное загубленной пленкой.

Астрид сидит позади Ханны, приглаживая ей волосы. Раньше они были как сестры; теперь пропасть огромна. Астрид плоть, Ханна кость. Они отсоединяют ее от аппарата искусственной вентиляции легких. Веки у Ханны фиолетовые, как синяк. Она не просыпается. Тело ее скукоживается, возвращаясь к первичной форме. Она – легкий дымок, ее унесет ветром.

* * *

Маясь бессонницей, он заходит в гостиную и находит там Эллис в глубоком кресле. Она просыпается от его взгляда. Начинает говорить что-то, но он прикрывает ей рот и не отводит руку, а держит, чувствуя ладонью теплое движение губ, ее крупные зубы, ее дыхание. Она встает. От ее духов у него кружится голова. Он выводит ее наружу, в ночь, трещат под ногами ветки. Дверь дома Мидж, вырытого в склоне холма, открывается от толчка. Неистовство переполняет его, и он ведет ее в самую дальнюю спальню, ту, что без окон, там чистое забытье, недра. Он вжимает ее в холодную бетонную стену; она задыхается; грубо задрав ей юбку, он обнаруживает, что она готова. Они соскальзывают на низкую кровать. Тьма, таившаяся в нем, оживает, беснуется. Исчерпавшись, он приподнимается, чтобы не давить ей на косточки, чтобы она дышала не прерывисто, как сейчас, а глубже. Простынь липнет к ногам, ее губы нежно касаются его мокрых щек, расслабляется кулак, вцепившийся в его грудь.

Несмотря на стыд, это здорово, это дело; в мире, скатившемся в дерьмо, это нужно между людьми сберечь.

Мне жаль, говорит он.

Не жалей, говорит она. Я не жалею.

Я говнюк, говорит он. Ее руки на его шее, плечах, спине. Его ухо вжато в бетон. Нет-нет, мягко говорит Эллис, все в порядке.

Он молчит, и тогда она говорит: Послушай. Я люблю Ханну. Но ты же знаешь, вот сейчас я здесь не из-за нее. Влажные ее ресницы на его скуле. Это не могло не случиться.

Он стонет. Я заглажу свою вину, говорит он. Его губы на нежных, горьких складочках ее уха. Движение ее улыбки вдоль его щеки.

Загладишь, бормочет она, ее голос звучит как-то изнутри его головы.

* * *

Тихий час. Он слышит звон китайского колокольчика, ветроловки, забытой в Аркадия-доме.

Астрид поглядывает на часики. Луиза скоро приедет, говорит она.

За руку-веточку Крох держит свою мать.

Астрид подходит к столу, на котором стоит морфий. Я дам ей большую дозу, говорит она. Этого хватит, чтобы ее вырубить. Она ивой склоняется над Ханной.

Закончив, кладет ладонь Кроху на щеку. Я не буду это документировать, говорит она. Между ними повисает тишина. Ты должен произнести вслух, что ты понимаешь, говорит она.

Я понимаю, говорит он. Эти слова пришли издалека, много лет назад, с солнца.

Астрид уходит. Входит Луиза. В свете бледной луны она листает историю болезни. Хм. Непохоже на Астрид, забыть про морфий, говорит она, но старательно не смотрит на Кроха.

Он молчит. Глядит, как Луиза готовит лекарство, находит катетер. Наблюдает за медленным скольжением.

Времени на это уходит немного. Спящая Ханна все больше сворачивается в себя.

И вдруг облегчение, вспышкой, будто с груди ее сняли тяжесть.

Его матери больше нет.

* * *

Жарко, безветренно и ослепительно ярко; прощально сияет закат, любимое время дня Ханны.

Многие попрощались с ней во время службы по Эйбу. Сейчас людей собралось меньше. Здесь самые стойкие, женщины. Амиши смешались с толпой. Эллис держит Кроха за руку. Грета, бледная и собранная, в зеленом платье, которое Ханна взяла с нее слово надеть. Оттеняет цвет твоих глаз, сказала Ханна. В этом платье Грета похожа на Ханну.