Аркадия

Да, сэр, говорит он, абсурдным образом страшась, что сейчас Хэнди спросит его про Шмальплот на маленьком островке в лесу, он все ему вывалит, и тогда их с Ханной и Эйбом вышвырнут из Аркадии в холодную ночь. Он обходит Хэнди, и когда спускается в Едальню, друзья все еще играются с крышкой от бутылки, ожидая его. Они вглядываются в его лицо. Он видит, как каждый из них приходит к решению не спрашивать его о том, что случилось. Тусклым занавесом неспешно сдвигается над Едальней последний свет дня, столы вокруг них протирают уксусом, лишь они четверо остались на своем островке, молча перещелкивая крышку от одного к другому, и Крох вновь благодарен за бесконечную доброту мальчишек.

* * *

Во время полуденного рабочего перерыва Крох сидит под дикими вишнями и слушает двух из “Певцов Сирсенсиз”, которые ездили на митинг против ядерного оружия в Центральном парке. Они рассказывают, что Брюс Спрингстин[24] был одновременно и заводной, и отстойный и что вкус хот-дога с желтой горчицей довел их до слез. Крох чувствует тошноту при мысли о мясе во рту. Кто-то говорит:…страны ведут себя как мальчишки, которые, стоя в керосиновой луже, хвастают тем, сколько у кого спичек в руке…

Крох перестает слушать: Хелле приближается под огромным сомбреро, тиская букет васильков. Она садится с ним рядом, сует ему цветы. Он держится секунд десять. Затем касается тонкой лодыжки, прощая ее. Благодарная за прощение, она касается его колена.

После того как дискомфорт проходит – палящее солнце забыто, ожоги онемели до волдырей, плечи поднимаются и опускаются, преодолевая боль простым повторением движения, – будущее обостряется перед ним так, как ясным летним утром каждая травинка выглядит выгравированной резцом. Он все еще в Аркадии. Он чувствует, что стал старше, не так гибок в суставах и в мышцах чуть дрябл. Он чувствует, что его родители рядом. И Хелле, тоже постарше, улыбается, и она любит его.

Его надежда дышит и потягивается живым существом.

Он закрывает глаза, чтобы удержать грезу. Он страстно торгуется. Не обязательно все должно быть так идеально, как в краткий импульс видения. Он знает, что стремление к совершенству – это дырка в плотине, через которую все может выплеснуться вовне. Не обязательно быть таким возвышенным, как Хэнди, когда станешь старше, или даже как Эйб, или даже Титус; он может быть обычным человеком, рабочей пчелой, Волком. И Хелле не обязательно быть такой красивой; она может потерять свою внешность завтра, это не имеет значения. Если бы пришлось отказаться от недавно укоренившихся в нем тихих, легких мечтаний о себе, о жизни, заполненной фотографией, ради того, чтобы Хелле любила его, и ради того, чтобы провести остаток жизни в Аркадии, он бы это сделал.

Он снова сосредотачивается. Коул из конца ряда смотрит на него, между бровями морщинки. Эй, ты в порядке, чувак? – окликает он Кроха.

Язык подводит. Никакие слова не смогут вместить всего, что он хочет сказать. Наконец удается произнести: Да, в порядке, – и этого пока что хватает.

* * *

Банда в своем убежище, в подвале, заканчивает подготовку к розыгрышу. Музыка блажит из магнитофона, одна из кассет, которые Хелле стащила из магазина во Внешнем мире. Коул кивает в ритм, Дилан морщится, Айк подергивается. Крох пытается слушать, пытается эту музыку полюбить, но в отличие от дружелюбного фолка его начальных дней, она яростна, набита ржавыми гвоздями и желчью, тьмой потустороннего мира. Ощущением личной анархии. Крох надеется, что в комнатах наверху не слышно.

Панк, сказал Айк в своей нервозной манере, когда впервые поставил эту кассету. “Секс пистолз”. Черт, да! Теперь он лежит на сломанном диване и выкрикивает названия, которые придумывает для их собственной группы.

Ссыкуны, Факеры, Грязные Ублюдки, бубнит он. Ниггер и Белые, говорит Дилан.

Остальные прячут глаза. Два месяца назад Дилан обнаружил, что он чернокожий, хотя все остальные, похоже, знали об этом давно. Теперь Дилан взбивает короткие волосы в прическу афро и тусуется в Гараже с Арахисом. Теперь он херачит, рубит и намыливается что-то там сделать. Персиково-белому Коулу неловко от того, как дико звучит этот сленг в устах младшего брата, от того, как сильно тот, похоже, старается, прямо лезет из кожи вон.

Сердца Тьмы, Биозараза, Кровавый Хаос. Креветки и креветы. Нет, нет, нет! Крох Зловещий и Камни в почках, говорит Айк.