Аркадия

Крох и впрямь понимает. Хелле переехала к Кроху сразу после того, как ее брак с Ильей распался. Он скрипач в оркестре, и у него проблемы с психикой. Хелле рассказывала Кроху о том, как он впадал в ярость, как расшвыривал мебель, как держал ее за горло над перилами верхнего этажа. Познакомились они во время последней побывки Хелле в реабилитационном центре, когда ей было чуть за тридцать, она там целый год провела. Ушла она от Ильи, когда тем овладела столь злая тоска, что он вздумал вонзить себе нож в сердце, и состояние это только усилилось, когда, очнувшись в больнице, он обнаружил, что Хелле с ним больше нет. Два года понадобилось ему на то, чтобы выйти из больницы и снова взяться за инструмент. К тому времени Хелле жила с Крохом, а Грете был уже год.

Я был бы счастлив, если бы она пришла ко мне, говорит Илья, теперь уже через силу. Но, увы, она не придет. А я еду домой.

Домой? – переспрашивает Крох, поднимая глаза. – В Россию?

В Одессу, мягко уточняет Илья. Я умираю и хочу умереть рядом со своими. И потом, эта страна потеряла то, что составляло ее очарование. Изобилие, знаете ли. Боюсь, все скоро развалится. Центр не может удержать, и все такое прочее. Как бы то ни было, с Украиной особой разницы нет. В общем, вернусь туда, откуда пришел. Есть в этом некая миленькая симметрия, да?

Крох не знает, что на это сказать. С подошвы холма раздается звук церковного колокола, Крох сначала отсчитывает удары, потом сбивается. Наконец он говорит: Сожалею, что вы больны. Я знаю, мы не друзья, но мне грустно об этом слышать.

О нет, я умираю, говорит Илья. Не болен. Я рожден умирающим. Но это не такая уж редкость. Таких, как я, в мире полно. Но зачем вам понадобилось сказать, что мы не друзья? Вы и я – не враги. Совсем наоборот. Братья по оружию, ходячие раненые. Связаны Хелле. Не так сильно отличаемся друг от друга.

Он долго смотрит на Кроха, потом отводит взгляд. Однако, если вы спросите меня, и меня правда поражает, что вы пока этого не спросили, вам следовало бы перестать искать ее.

Почему? – произносит Крох.

Я не верю, что она жива. У меня такое чувство уже какое-то время. Мне жаль, если это причиняет вам боль.

Что ж, а я твердо уверен, что жива, говорит Крох.

Да, говорит Илья, мы во многом похожи, это правда, но мы не одинаковые. В вас все еще остался идеализм.

Очень долго они сидят в прокисшем воздухе кухни. Пластмассовые часики на стене тикают, тикают, тикают.

Хотели бы вы иметь мой дом? – вдруг спрашивает Илья.

О, говорит Крох и представляет, как здесь могла бы жить Грета: простор, покой, уединение, у подножия холма школа. У нее – целая игровая комната, у него – фотолаборатория. Мерный темп жизни, река внизу, убаюкивающая по ночам. Однако тут у него не будет ни друзей, ни работы.

Дом красивый, говорит он, но вся наша жизнь – в городе, и у меня нет денег.

Илья щелкает изящными пальцами скрипача. Это неважно, говорит он. Мне не нужны деньги там, куда я направляюсь.

В Украине? – спрашивает Крох, а Илья смеется и тушит уже четвертую сигарету за то недолгое время, что они вместе.

Я отдаю его вам. Дом. Можете продать его, делайте с ним все, что хотите, мне все равно. При одном условии, говорит он – и, похоже, мысль, явившаяся ему, приводит его в возбуждение почти истерическое. Он вскакивает, начинает метаться по комнате, и руки его, существующие как бы отдельно, кажутся щупальцами, великоватыми для этого компактного тела.

При каком именно условии? – спрашивает Крох, чувствуя легкую тошноту.

Вы дадите мне фотографию девочки. Дочки Хелле. Вашей Маргрете.

При этих словах Илья смеется и смеется, теплым смехом, полным какой-то удивительно темной радости.

Кроху требуется время, чтобы подумать. Ничего нет плохого в том, чтобы показать ему снимок. Крох регулярно бы их ему присылал, снимки, если б знал, что Илья этого хочет. И все же где-то внутри маленький зверек протестует, сопротивляется. Он тянет с ответом, пытаясь понять почему.

И когда кажется, что улыбка Ильи вот-вот свернется, Крох достает из кармана бумажник, а оттуда – самую свежую фотографию, на которой его дочь Грета держит хэллоуинской фонарь, ножки стоят крепенько, а улыбка такая же широкая, как у тыквы. Пухлые губы Ханны, а во взгляде – спокойная уверенность Эйба.

Илья берет фотографию и долго смотрит на Грету. Кроха от этого прямо корчит. Он как раз собирается попросить снимок обратно, когда Илья переводит взгляд на него, и в глазах его стоят слезы. Он улыбается, но рот у него вроде раздавленного насекомого. Он протягивает Кроху руку, и тот слишком сильно сжимает ее, с опозданием вспомнив о хрупких косточках скрипача. Илья морщится, прижимая руку к груди.

Простите, говорит Крох.

А, рука тоже мне не понадобится, отмахивается Илья. Итак, мы заключили сделку. Он провожает Кроха, ласково похлопывая его по плечу.

Счастливо добраться домой, говорит Крох.

Дааа, тянет Илья. Дааа, я думаю, это будет хорошо. И, подмигнув, закрывает за Крохом дверь.

* * *