Взять хотя бы барбоса этого, из-за которого сыр-бор разгорелся. Его, Метальника, на Береговой в изверги зачислили, в живодёры. Сквозь зубы здороваются. А он и не хочет этого Аркая истреблять, может, он даже лечил бы его каким-нибудь способом. Той же девочке строптивой, что поперёк приказа идёт, отдал бы. Но на законном основании! Детишки наивные. Затеяли игру в добро и зло, в сыщиков-разбойников. Знает же он, где этот Аркай находится, может пойти и забрать пса. Не это ему нужно. Сами должны отдать, признать, что ведут себя неправильно. Не понимают: одно неповиновение тянет за собою другое, привычка возникает, разгильдяйство.
Так размышлял Метальник Савелий, следуя по узкой тропке к дому комсостава.
А сейчас анархия возникла потому, что матрос Онолов Андрей распоряжение насчёт пса выполнить отказался. Он так и заявил:
— Занимайтесь этим сами. И всё.
Метальник подивился тогда решительности отказа, а позже задумался: сам он, лично, способен на такое дело — пристрелить собаку? Нет, рука не поднимется. И понемногу точило Метальника Савелия изнутри сомнение, голос, что ли, какой-то: сам на это дело не пойдёшь, а человека заставляешь. Нехорошо становилось ему от этой мысли. Ну, ладно, говорил он себе, погорячился. Не следовало так распоряжаться, не подумав толком. Тем более, дети тут замешаны.
И всё-таки Метальник Савелий считал себя обязанным пресечь своеволие. В этом вопросе отступления он не признавал.
Он постучал в оббитую дерматином дверь, и звук получился глухой, едва слышный. В квартире могли и не расслышать этого стука. Дверь, однако, неслышно распахнулась, и на пороге возникла женщина, худенькая и немолодая. Метальник Савелий хорошо её знал. Это была мать Фёдора Николаевича Иванова, командира сторожевика. Они встречались не раз на территории Береговой. Выдержанная женщина, тихая, даже робкая вроде. Имени-отчества её Метальник Савелий не знал, поэтому, откашлявшись, обратился неопределённо:
— Дело, стало быть, такое, гражданка…
— Иванова я, — подсказала женщина, и в глазах её наблюдательный Метальник Савелий уловил явную лукавинку.
— Так, гражданка Иванова, значит, — подтвердил он. — В данной квартире проживает девочка, имя я запамятовал…
— Людмилой её зовут, девочку. Внучка она мне, а я ей, стало быть, бабушка.
Не подал Метальник Савелий виду, что крепко на себя осерчал. Неправильный он в разговоре тон взял, дубовый какой-то. А эта бабушка Иванова, оказывается, непроста, немедля это усекла и отвечала ему тем же, — ну, как деревенщине какой-то.
— У внучки вашей казённое имущество находится в виде ездового пса по кличке Аркай, которого она незаконно увела, — косноязычно продолжал Метальник Савелий, будучи не в силах избавиться от принятого тона. — И я обязан его изъять по силе приказа.
— Вот как, — сказала бабушка. — Она, значит, незаконно увела, а вы изъять обязаны по силе приказа. Присядьте, уважаемый, я мигом обернусь.
— Вам хоть известно, где этот Аркай упрятан? — спросил Метальник Савелий.
— Как же! Как может быть неизвестно!
И бабушка вышла, оставив Метальника Савелия в полной уверенности, что вернётся она уже с рыжим Аркаем, с которым он в настоящий момент не знал, что делать, ибо к подобному повороту событий подготовлен не был.
Бабушка появилась минуты через три без Аркая, но тем не менее видавший виды лихой мичман Метальник взлетел с табурета, будто под ним взорвалась граната среднего калибра.
На бабушке Ивановой красовались флотская парадная тужурка с погонами старшего лейтенанта медицинской службы и белая рубашка при чёрном галстуке. Обувь, правда, на бабушке была не уставная, но глаза Метальника Савелия зацепились за другое: огнём горели на тужурке ордена и медали. И среди них ордена Красного Знамени, Отечественной войны, а всего столько, что сукно тужурочное по левой стороне укрыто было начисто. Ни у кого на Береговой такого количества боевых отличий Метальнику видеть не приходилось. И цену этим наградам Метальник Савелий знал не понаслышке.
— Давай твою бумагу! — потребовала бабушка.
— Какую бумагу?
— Этот твой приказ, по силе которого раненого пса, труженика честного, ты казнить намерен.
— Такой бумаги на руках я не имею, — пробормотал Метальник Савелий. — Циркуляр — он в делах подшит. И не намерен я вовсе…
— На руках, значит, не имеешь, — тихо сказала бабушка. — Что же ты голову мне морочишь? Законом беззаконие прикрываешь, внучушке моей сердчишко рвёшь! И детишкам всем. Мичман боевой! Не совестно? Ты же не в собаку — в ребятишек выстрелить нацелился. Понимаешь хоть это? Давай-ка, милый, налево круу-гом! Маршируй за своим циркуляром. Принесёшь — потолкуем. Шагом марш!