— А ну-ка! — Рем, убедившись, что лошади надежно устроены в трюме, скинул с плеч плащ и подошел к гребной скамье, где веслом орудовал крепкий светловолосый парень, чьи щеки еще не знали бритвы. — Подвиньтесь, маэстру!
Скавр, Сухарь, Ослоп, Гавор и Тимоня переглянулись, а потом старый каторжанин, который знал Аркана с той самой злосчастной ночи в трюме корабля популярских вербовщиков коротко выдал:
— Пст! — и двинул к соседнему руму — гребной скамье. Он просипел: — Мы на корабле, маэстру. Такое правило — гребут все!
Капитан Долабелла уважительно хмыкнул, когда герцог и его охрана расселась рядом с членами экипажа, а потом Аркан хохотнул и прокричал:
— Хоп!
— Давай-давай! — откликнулась вся команда и пассажиры, наваливаясь на весла. — Веселее загребай!
— Хоп!
— Давай-давай!
— Герцога на рум сажай!
— Хоп!
— Давай-давай!
— Оптиматов унижай!
— Хоп!
Барка Долабеллы пересекла Великий Рубон, прошла вдоль заросшего лесом берега примерно полверсты вниз по течению, и, ведомая крепкой рукой капитана, свернула в скрывающийся в зарослях затон. Пассажиры барки оставили весла и встали у борта. Рем первым увидел черные знамена с оскаленной рожей Красного Дэна Беллами, которые реяли над ровными рядами воинов в шапелях и черных коттах. В глазах у него защипало: его люди были здесь! Пять сотен отборных дружинников, настоящих зверобоев — они пришли к своему герцогу и своему Командору в самое сердце Империи!
— Бар-ра!!! — клич ортодоксов разнесся над речной гладью.
Воины заколотили оружием в щиты, затопали ногами, вызывая дрожь земли. Патрик Доэрти, все-таки не усидевший в Цитадели, привел отряд к условленному месту, выдвинулись вперед. Два старых служаки — Шарль и Луи не медля набросили на плечи Аркана черный плащ с багряным подбоем, южанин — водрузил на его голову герцогский обруч.
Один из офицеров подвел под уздцы Негодяя, который прядал ушами и топтался на месте, косясь дурным глазом на своего блудного хозяина.
— Орра, мы были молодцами, — сказал Доэрти. — Восемнадцать дуэлей, две — от твоего имени. Мы всех убили. Одно нападение разбойников — и мы вычистили целое лесничество в герцогстве этого, как его… Краузе? Развесили вдоль дороги полторы сотни оборванцев, которые посмели тыкать в нас своим дрекольем…
— С табличками? — невесело усмехнулся Буревестник, поправляя на голове обруч.
— А как же! — вернул мрачную улыбку Патрик. — Через каждые пятьдесят шагов на дереве — труп. У каждого трупа — дощечка. На дощечке всякий может прочесть: «Он посмел напасть на Арканов»… А, маэстру, а что дальше там написано?
Южанин с веселой улыбкой смотрел на дружинников-ортодоксов.
— И так будет с каждым! — рявкнули воины.
Они явно готовились! Рем почувствовал себя так, как будто он вернулся домой после долго путешествия. Немного поразмыслив над этим, он подошел к своему скакуну, хлопнул его по морде — и мигом взлетел в седло. Негодяй, показывая норов тут же взвился на дыбы и громко заржал, взбивая воздух передними копытами. Аркан сжал ногами его бока, крепкой рукой заставил успокоиться и недрогнувшим голосом проговорил:
— Каждый из нас скучает по дому, маэстру… Но дом — это люди! Я дома, маэстру! Вы — мой дом!
Зверобои несколько секунд переваривали то, что услышали. Эти пятьсот человек шли в самое логово исконного врага — Синедриона, и при этом не сомневались ни секунды: они ведь следовали за своим герцогом! За Буревестником каждый из них готов был отправиться хоть к черту в пасть, хорошенько там набедокурить и вернуться обратно — с очень ценной добычей, конечно.
— Виват, Аркан! — выдохнули аскеронцы, салютую своему герцогу.
Негодяй выплясывал под своим седоком, ветер трепал плащ за спиной Буревестника, волосы Рема Тиберия Аркана развевались, глаза — горели мрачным пламенем.
— Маэстру! Не буду обещать вам легкой прогулки. Пока мы здесь, на пустынном берегу Рубона Великого — скажу вам истинную правду: нас ждут жестокие испытания. Мы — в лагере врага. Нас будут хотеть убить оптиматы, туринн-таурцы, популяры, и, возможно, наши братья-единоверцы — ортодоксы, — послышался ропот, но Аркан поднял вверх руку: — Тихо! Тихо!!! Мы войдем в Кесарию как на свадьбу, с песней и развернутыми знаменами, с открытым забралом, марш от Ремесленной стороны до Благородной ясно покажет, кто нам друг, а кто враг… Готовьтесь, братья, мужайтесь — будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить, за меня и за вашу веру. Но сторонников в Кесарии у нас тоже хватает, и мы запомним всех — и друзей, и врагов, и каждому воздадим по заслугам, когда настанет судная ночь… Будут проклинать вас — молчите. Будут лжесвидетельствовать на меня — молчите и терпите! Будут клясть нашу веру, орден и Аскерон — бейте в ответ так, чтобы слышали во всей Кесарии плачь и скрежет зубов нечестивцев! Помните — мы пришли сюда не за славой мирской, и не за императорской властью. Мы здесь, чтобы спасти тех, кто захочет быть спасенными! И с Божьей помощью и по своему собственному разумению мы сделаем это. С нами Бог!
— С нами Бог! — откликнулись зверобои.